Магия отступника - Робин Хобб

— Напомни ей, что некогда она любила меня, — выдохнул я на ухо Ярил, — и мы собирались пожениться.

Сам не знаю, зачем я попросил ее об этом. Письмо предназначалось женщине, вот уже несколько месяцев как мертвой. Так присоветовала мне магия, и я ее послушался.

Больше я ничего не сказал Ярил. Где-то в глубине моего существа будто что-то проснулось. Трудно описать это чувство словами. Будь мое тело домом, я сравнил бы это с трещиной в несущей стене. На миг я вновь оказался в собственной плоти и ощутил, что именно делает с ней танец. Каждый удар ноги оземь передавался вверх по костям и мышцам. В неизменном ритме он сотрясал и терзал меня, истрепывая сухожилия, разрывая вены и артерии, и кровь сочилась меж волокон моей плоти. Топот моих ног по земле можно было сравнить с барабанной дробью крошечных молоточков по всему моему телу. Каждый шаг танца нес новые разрушения.

С этим ничего нельзя было поделать. Разрушение являлось неотъемлемой частью танца.

Я вновь вернулся мыслями к магии и очутился в отцовском кабинете. В камине горел огонь. Отец сидел перед камином в мягком кресле, его ноги укутывал плед. Напротив расположился дядя Колдера. Прежде я не встречал этого человека, но сразу узнал из-за сходства с полковником Ститом, его братом. Явственно дрожа от нетерпения, он показывал моему отцу карту, наскоро начерченную мной столько месяцев назад. Ее много раз складывали и подолгу вертели в руках, что не лучшим образом сказалось на и без того небрежном наброске.

— Вот тут, — спрашивал профессор Стит, ведя пальцем по изображенному мной оврагу, — как вы думаете, что он мог под этим подразумевать? Вы узнаете местность?

Отец заметно постарел: его волосы поседели, на тыльной стороне кистей выступили вены и сухожилия. Как и прежде, я видел повреждения, нанесенные ему магией, но вместе с ними, как мне показалось, и начинающееся заживление — так шрам стягивает остатки здоровой плоти. Он никогда уже не станет прежним, но может выздороветь и, по крайней мере, вновь сделаться собой, а не тем, что сотворила из него магия. Теперь, когда она заполучила меня целиком, отец больше не был ей нужен.

Стит не позволял ему взять карту в руки, он крепко сжимал ее, указывая на место, которое его так интересовало. Отец взглянул на рисунок с вежливым любопытством и отвернулся, рассеянно нахмурившись.

— И в третий раз повторяю: я не знаю, что тут изображено. Если вам так хочется это выяснить, спросите Невара. Вы говорите, что он это нарисовал.

— Да, это нарисовал он! Но я не могу спросить вашего сына. Вы его прогнали. Не помните? Большую часть вчерашнего дня вы провели, рыдая из-за этого!

Стит резко откинулся на спинку стула.

— О нет, вы совершенно бесполезны! — взорвался он. — Такой крошечный, простейший клочок сведений стоит между мной и богатством. Но его нет ни у кого.

Разочарование в его голосе спорило с жестокостью. Лицо отца исказилось, словно его ударили в живот. Его губы задрожали, но он не без труда совладал с ними. Вид отца — ослабевшего, неуверенного, терпящего брань собственного гостя — вымыл из моей души остатки обиды и гнева. Грубые насмешки Стита разъярили меня. Я станцевал вокруг отца, ограждая его от злых слов профессора. Я станцевал для него гордость и силу воли.

— Скажи ему, чтобы оставил тебя в покое! Пусть спросит сержанта Дюрила. Тот разберется в моих каракулях.

Отец выпрямился в кресле.

— Спросите сержанта Дюрила. Он лучше всех знал мальчика, он был ему отцом в не меньшей степени, чем я. Он поймет, что означает набросок Невара.

Стит скрипнул зубами и нервно свернул карту, еще сильнее загладив складки.

— Но можно ли ему доверять? — резко спросил он. — Я же говорил вам, на кону крупное состояние. И я не знаю, можем ли мы дожидаться, пока он вернется из Геттиса. Весна набирает силу с каждым днем. Когда угодно кто-то другой может найти это место и заявить на него права. И все, все пойдет прахом. Зачем вы отослали его?

Отец сложил узловатые руки на коленях и одарил Стита прояснившимся взглядом.

— Как же — чтобы помочь моей племяннице Эпини. Ярил получила от нее весточку: зима в Геттисе выдалась суровой, были стычки со спеками. Дюрил повез туда фургон с припасами. Заодно он постарается разузнать, что сталось с Неваром. Похоже, есть основания полагать, что мальчик забрался так далеко на восток и поступил там на службу в форт. Храбрый парень. Ничто не может остановить Бурвиля.

— Храбрый парень? Вы отказались от него! Он разжирел, точно свинья. Его вышвырнули из Академии, он с позором вернулся домой, и вы от него отреклись! — Стит с трудом заставил себя успокоиться, глубоко вздохнул и наклонился к отцу, изображая сочувствие к несчастному старику. — Его больше нет, лорд Бурвиль. Ваш последний оставшийся в живых сын исчез. Прискорбно, что он так вас разочаровал, но его уже нет. У вас не осталось сыновей. Вам остается надеяться лишь на то, что ваша дочь удачно выйдет замуж, останется здесь и позаботится о вас. Мой приемный сын — прекрасная для нее пара, он родом из хорошей семьи. К несчастью, мне почти нечего оставить ему в наследство. Но если бы только нам удалось установить, откуда взялся этот образец породы, мне кажется, это место заинтересовало бы нескольких других геологов. И тогда я смог бы неплохо обеспечить Колдера, а тот, в свою очередь, — вашу дочь. И мы все от этого только выиграли бы.

— Я хотел бы взглянуть на камень. — В отцовском голосе прорезалась неожиданная сила. — Я хотел бы знать, что в нем есть такого особенного. Дайте мне на него посмотреть.

— Я уже говорил вам, сэр. Он где-то затерялся. Я не могу показать его вам. Вам придется поверить мне на слово, что он содержит необычнейшее сочетание минералов. Он представляет несомненный интерес для геологов, но неспециалист не найдет в нем ничего примечательного. Ученые, изучающие происхождение земли, будут весьма заинтригованы, если увидят место, где его нашли.

В танце я покачал головой. Этот человек лгал. Камень интересовал его не как ученого. В нем было что-то иное, некая ценность, исчисляемая в деньгах. Я в этом не сомневался, хотя моих познаний в геологии не хватало, чтобы предположить, в чем тут дело. И тут, к моему смятению, отец встретился со мной взглядом. Он смотрел не сквозь меня; казалось, он действительно меня видел. И в ответ на мой жест отец медленно покачал головой.

— Нет, — заключил он, возвращаясь взглядом к Ститу, — нет, вы не сказали мне всей правды. И даже когда сержант Дюрил вернется, он вам не поможет. Не раньше чем вы будете с нами откровенны. А если мой сын жив… — его голос окреп, — если он жив, он вернется домой. И не надо дразнить меня этим бледным мальцом, словно приманкой. Он едва вырос из коротких штанишек, а моя дочь сообщила мне, что не желает торопиться с замужеством. Она сама вам об этом скажет. — Неожиданно он громко позвал: — Ярил! Ярил, я хочу тебя видеть!

На миг он сделался похож на того отца, которого я знал в детстве, а не на несчастного старика, сведенного с ума моим провалом в Академии и сокрушенного смертями близких от чумы.