Тысячелетняя битва за Царьград - Александр Широкорад

Франция и Германия были практически лишены возможности участвовать в силовом разрешении Балканского кризиса. Франция лихорадочно перевооружалась и готовилась к реваншу. Националистическая пропаганда сделала возвращение Эльзаса и Лотарингии целью всей нации. В начале 1875 г. Германия решила прекратить рост вооружений Франции и пригрозила войной. В историю эта ситуация вошла как «военная тревога 1875 года». Против намерений Германии резко выступили Россия и Англия. Британский премьер Дизраэли[57]был чрезвычайно обеспокоен возможностью захвата Бельгии, появления Германии у берегов Па-де-Кале и перспективой нового разгрома Франции, поскольку английская дипломатия основывалась на наличии в Западной Европе нескольких соперничающих великих держав. Английская политика ввиду этого всегда стремилась к поддержанию «европейского равновесия» и к предотвращению гегемонии той или иной державы на Европейском континенте.

Подобно тому как Англия в свое время боролась вместе с Россией против Наполеона, так и теперь Дизраэли выступил против Бисмарка рука об руку с русским правительством. «Бисмарк — это поистине новый Бонапарт, он должен быть обуздан», — заявил Дизраэли. «Возможен союз меду Россией и нами для данной конкретной цели», — писал он.

В 1875 г. Германия вынуждена была отступить. Но целью германской внешней политики по-прежнему было уничтожение или существенное ограничение французской военной мощи, чтобы гарантировать неприкосновенность Эльзаса и Лотарингии. Не будем забывать, что в 1877 г. Германия напоминала питона, заглотившего гораздо больше, чем он мог переварить. Германии нужно было провести интеграцию Пруссии и многочисленных земель, присоединенных к ней в 1859, 1866 и 1870 г. В таких условиях для Германии было безумием затевать войну на два фронта — с Россией и Францией, и канцлер Бисмарк прекрасно это понимал. Бисмарк всеми силами пытался удержать Австрию от конфликта с Россией, а Горчакову заявил, что в случае военного разгрома Австрии Германия будет вынуждена вмешаться. Через германского посла в Петербурге Швейница Бисмарк посоветовал Горчакову на случай войны с Турцией купить нейтралитет Австро-Венгрии, предоставив ей захватить Боснию.

Только в одном случае Бисмарк готов был пожертвовать Австро-Венгрней. В инструктивном разговоре со Швейницем перед его отъездом в Петербург канцлер заявил, что согласен активно поддержать Россию в случае, если она гарантирует Германии обладание Эльзасом и Лотарингией. В интимной беседе с одним из приближенных Бисмарк еще откровеннее формулировал свои замыслы: «При нынешних восточных осложнениях единственной выгодой для нас могла бы быть русская гарантия Эльзаса. Эту комбинацию мы могли бы использовать, чтобы еще раз совершенно разгромить Францию».

Как видим, к 1877 г. в мире сложилась чрезвычайно благоприятная обстановка для активных действий России на Балканах, включая захват Константинополя. Перед российской дипломатией стояла сложная, но вполне достижимая задача, состоявшая из двух частей.

Во-первых, найти достойные компенсации Австро-Венгрии и Германии в качестве платы за нейтралитет при захвате Россией Проливов. Австрии можно было предложить Боснию, Герцеговину, ну а, в крайнем случае, свободный выход к Эгейскому морю через Салоники. Кстати, Австро-Венгрия итак захватила Боснию и Герцеговину, а Россия ничего не получила. Маленькая Греция и так была настроена крайне агрессивно по отношению к своему большому, но больному соседу. Достаточно было пообещать ей Крит и ряд островов Эгейского моря, чтобы Турция получила второй фронт на юге, а русские корабли — базы в Эгейском море.

Германии же на определенных условиях можно было гарантировать неприкосновенность Эльзаса и Лотарингии. С одной стороны, уже в 1877 г. было очевидно, что Франция никогда не смирится с потерей Эльзаса и Лотарингии и рано или поздно нападет на Германию, втянув в войну Россию. Русская гарантия на Эльзас и Лотарингию уничтожала бочку с порохом в центре Европы. Усиление же в этом случае Германии и охлаждение отношений с Францией были ничтожным фактором по сравнению с решением вековой задачи России. За хват Проливов существенно увеличивал военный потенциал России. который бы с лихвой компенсировал потерю столь опасного и сомнительного союзника, как Франция.

Второй же задачей русской дипломатии была жесткая политика в отношении с Англией, вплоть до разрыва дипломатических отношений и начала войны. Но такая позиция не исключала и компенсации Англии, например, передачу ей Кипра и Египта, которые ею также были захвачены в конце концов.

Постаревший канцлер Горчаков и не слишком разбиравшийся в политике Александр II поступили с точностью до наоборот. Они оба трепетали перед Англией и по-детски надеялись, что если будут действовать осторожно и с оглядкой на лондонскую воспитательницу, то им удастся дорваться до сладкого. В отношении же компенсаций Австро-Венгрии и Германии Горчаков был категорически против. Канцлер пытался обмануть Вену и Берлин, а на самом деле привел страну к поражению.

20 июня 1876 г. Сербия и Черногория, стремясь поддержать повстанцев в Боснии и Герцеговине, объявили Турции войну. Большая часть русского общества поддержала это решение. В Сербию отправилось около 7 тысяч русских добровольцев. Во главе сербской армии стал герой туркестанской войны генерал Черняев. Тем не менее в Петербурге все понимали, что одним сербам и черногорцам с турками не сладить. И действительно, 17 октября 1876 г. под Дьюнишем сербская армия была наголову разбита.

3 октября в Ливадии Александр II собрал секретное совещание, на котором присутствовали цесаревич Александр, великий князь Николай Николаевич и ряд министров. На совещании наряду с продолжением дипломатических усилий с целью прекращения конфликта на Балканах было решено начать подготовку к войне с Турцией. Основной целью военных действий должен был стать Константинополь. Для движения к нему будут мобилизованы четыре корпуса, которые перейдут Дунай у Зимницы, двинутся к Адрианополю, а оттуда — к Константинополю по одной из двух линий; Систово — Шипка или Рущук — Сливно. По последней в том случае, если удастся в самом начале овладеть Рущуком. Командующими над действующими войсками назначены: на Дунае — великий князь Николай Николаевич, а за Кавказом — великий князь Михаил Николаевич. Решение вопроса — быть или не быть войне — поставлено в зависимость от исхода дипломатических переговоров.

Наших генералов охватило шапкозакидательское настроение. Повсеместно передавалась фраза: «За Дунаем и четырем корпусам делать будет нечего». Поэтому вместо всеобщей была начата частичная мобилизация. Как будто воевать собирались не с огромной Оттоманской империей, а с Хивинским ханством.

Еще в конце сентября последовало Высочайшее повеление о подготовке к частичной мобилизации всех войск Одесского, Харьковского, Киевского и части войск Кавказского военных округов, а 12 октября — четырех дивизий Московского военного округа. Частичная мобилизация в ноябре 1876 л затянула 20 пехотных и 8 кавалерийских дивизий; 3 стрелковые и 2 саперные бригады, а также льготные казачьи части. Для доведения этих войск до штатного состава военного времени было призвано 225 тысяч запасных, 33 тысячи льготных казаков, а по конской мобилизации поставлено 70 тысяч лошадей. Из мобилизованных войск были составлены шесть армейских корпусов и особый Кавказский. Корпуса эти были: VII князя Барклая-де-Толли-Веймарна (15-я и 36-я пехотные, 7-я кавалерийская дивизии); VIII генерала Радецкого (9-я и 14-я пехотные, 8-я кавалерийская дивизии), которому была придана 4-я стрелковая бригада; IX барона Криденера (5-я и 31-я пехотные, 9-я кавалерийская дивизии); X князя Воронцова (13-я и 34-я пехотные, 10-я кавалерийская дивизии); XI князя Шаховского (11-я и 32-я пехотные, 11-я кавалерийская дивизии) — все в две пехотных и одну кавалерийскую дивизию, и XII генерала Банковского (12-я и 33-я кавалерийские дивизии). Кавказский корпус генерала Лорис-Меликова был в двойном составе (Кавказская гренадерская, 19-я, 38-я и 39-я пехотные, Кавказская кавалерийская и казачья дивизии).