Сексус - Генри Миллер

Вся улица под обрывом состояла из каких-то пакгаузов. А над ними, подобно висячим садам, располагались террасы богатых домов. Они висели футах в тридцати над этой жалкой улицей с ее слепыми окнами и вонючими ходами к причалам. В конце улицы я привалился к стене, чтобы помочиться. Подошел пьяный и встал рядом со мной. Он исходил мочой, а потом вдруг сложился вдвое и начал блевать. Уходя, я слышал, как блевотина шлепалась о его ботинки.

Спускаюсь по длинной лестнице, ведущей к докам, и нос к носу сталкиваюсь с человеком в форме и со здоровенной дубинкой в руке. Он хочет знать, что я здесь делаю, но, прежде чем я успеваю ответить, он уже подталкивает меня, как бы преграждая путь, и поигрывает дубинкой.

Лезу обратно, взбираюсь по лестнице вверх и опускаюсь на скамейку. Передо мной старомодный отель, здесь, кажется, живет мой школьный учитель, который хорошо ко мне относился. В последнюю нашу встречу я пригласил его пообедать, но, когда мы прощались, пришлось попросить у него никель. Он дал мне деньги – именно никель, – но при этом бросил на меня взгляд, который я никогда не забуду. Когда я был его учеником, он очень многого ждал от меня. Но этот взгляд сказал мне ясно, что его мнение обо мне резко переменилось. Он словно хотел этим сказать: «Ты никогда не сможешь совладать с этим миром».

Звезды были крупные и яркие. Я растянулся на скамейке и устремил на них внимательный взгляд. Все мои неудачи сжались внутри меня в комок, истинный эмбрион неосуществленности. Все происходившее со мной казалось теперь бесконечно далеким. Ничего не оставалось мне делать, кроме как праздновать свою отрешенность. И я начал путешествие по звездам…

Через час-другой я промерз до мозга костей, вскочил со скамейки и пошел быстрым шагом, чтобы согреться. Безумное желание пройти мимо дома, откуда меня выгнали, овладело мной. Мне захотелось знать, остались ли они по-прежнему наверху, да и вообще знать, что они там…

Шторы были задернуты неплотно, и свеча рядом с кроватью озаряла комнату тихим сиянием. Я приблизился к окну и прижал к стеклу ухо. Они пели! Пели какую-то русскую песню, от которых эта бабища была без ума. Так, там полное блаженство.

На цыпочках я отошел от дома и за углом свернул на Лав-лайн. Тропой Любви называли это место, вероятно, еще во времена Революции. Теперь это был обычный проулок, застроенный гаражами и ремонтными мастерскими. Мусорные баки темнели на земле как сброшенные с доски шахматные фигуры.

Я двигался к реке, к этой темной, угрюмой улице, текущей, как струя из уретры, между висячими садами богачей. Никто не ходил здесь по ночам – место слыло опасным.

Ни души вокруг; в проходах между пакгаузами открывались завораживающие картины жизни реки: безжизненно распростертые баржи, буксирчики, скользящие в ночи, как курящие привидения, силуэты небоскребов на нью-йоркском берегу, кучи кирпичей и досок, груды мешков с кофе. Но самым пронзительным видением было небо. Очищенное от туч, усыпанное пригоршнями звезд, оно сияло как торжественное облачение средневекового епископа.

Я нырнул под какую-то арку, прошел всего ничего и почувствовал, как по моим ногам что-то шмыгнуло: огромная крыса перебежала мне дорогу. Содрогнувшись, я остановился, и тут же вторая скользнула по моему ботинку. Охваченный паническим страхом и брезгливостью, я побежал обратно к улице. На противоположной ее стороне, приткнувшись к стене, стоял человек. Я застыл на месте, не решаясь пошевельнуться, надеясь, что эта немая фигура первой сделает движение. Но человек не двигался, он только следил за мной ястребиным взглядом. Снова мне стало страшно, но все-таки я сдвинулся с места и подчеркнуто спокойно стал удаляться. Бежать я боялся: побежишь – он кинется следом. Я шел неслышной походкой, прислушиваясь к малейшему шуму за спиной. Повернуть голову я не осмеливался. Шел медленно, осторожно передвигая ноги.

Не успел я пройти и нескольких ярдов, как почувствовал, что он идет за мной, но не по той же стороне улицы, а сзади меня, может быть. Совсем рядом. Я ускорил шаг, по-прежнему стараясь ступать беззвучно. Мне почудилось, что и он ускорил шаги, что он догоняет меня, чуть ли не дышит мне в затылок. И тогда я оглянулся. Он был совсем рядом, мог рукой меня достать. Стало ясно, что мне от него не уйти. Я чувствовал, что он вооружен и немедленно пустит в ход пистолет или нож, если я попробую бежать.

Инстинкт, а не рассудок заставил меня молниеносно развернуться и нырнуть ему под ноги. Он перелетел через меня и стукнулся головой об асфальт. Я понимал, что сил моих на него не хватит. Надо было опять действовать быстро. Он еще только перекатывался на спину, он еще не успел прийти в себя, а я уже вскочил на ноги. Он потянулся к карману. Я подпрыгнул и ударил его ногой в живот.

Он застонал и откатился в сторону. А я бросился бежать. Я бежал изо всех оставшихся во мне сил. Но улица шла круто вверх, и на полпути мне пришлось перейти на шаг. Я повернулся и прислушался. Было слишком темно, чтобы я мог увидеть, встал ли он на ноги или все еще лежит на тротуаре. И слышно ничего не было, кроме стука моего сердца и молоточков в висках. Привалившись к стене, я восстанавливал дыхание. Я чувствовал себя страшно слабым, вот-вот в обморок упаду. И я не знал, хватит ли мне сил подняться на гребень холма.

Я уже поздравил себя с чудесным спасением, когда увидел на стене, как раз там, где оставил своего преследователя, крадущуюся тень. На этот раз страх приковал мои ноги к земле. Я был полностью парализован. Я видел, как он подкрадывается все ближе и ближе, и не мог шевельнуться. Он будто понял, что со мной: движения его ничуть не ускорились.

В нескольких футах от меня он вытащил пистолет. Я бессознательно поднял руки. Он подошел и обыскал меня. Потом сунул пистолет обратно в карман. Молча. Обшарил мои карманы, ничего не нашел в них, ткнул мне в челюсть ребром ладони и отошел к мусорному ящику.

– Опусти руки, – приказал он тихим и злым голосом.

Руки мои повисли, словно выбитые из суставов. Я окаменел от страха. Он снова вытащил пистолет из кармана, прицелился и тем же ровным жутким голосом сказал:

– Сейчас я тебе все кишки выпущу, грязный пес.

И я рухнул наземь. Падая, услышал, как пуля брызнула о каменную стенку. Так. Конец. Это и есть расстрел. Я помню, как подтянул ноги к подбородку, свернулся, как эмбрион в утробе, прикрыл локтем глаза. Потом раздались выстрелы, и я услышал, как кто-то побежал.

Тут я внезапно сообразил, что даже не поцарапан. Я приподнялся, увидел, как драпает мой убийца от человека, стреляющего ему вслед. Несколько раз тот выстрелил, но, очевидно, промазал.

Я неуверенно встал на ноги, все еще не веря, что остался целым и невредимым. Стал ждать, когда вернется сторож. Он подошел ко мне.

– Помогите мне, – взмолился я. – Я еле на ногах стою.

– Какого черта вам здесь понадобилось в такое время?

– У меня сил совсем нет, – пробормотал я. – Потом все объясню. Не могли бы вы довести меня до дому?

Я рассказал ему, где живу, рассказал, что я писатель, что вышел подышать воздухом перед сном.