Дежавю - Татьяна Шмидко

– Я так больше не могу. Быть постоянно на виду с моими… э-э-э, – осекся он.

– Чем?

Брукс молчал. О нет! Опять молчание!

Я завопила чуть ли не на весь ресторан:

– Да скажи же мне, наконец!

Брукс неуверенно посмотрел на меня и покорно ответил:

– В твоих книгах я вычитал определение, оно мне нравится. Это называется «страстный порыв».

Кажется, мои щеки стали пунцового цвета. Я задохнулась на некоторое время и сидела, просто ошарашенная этим. Брукс? Страстные порывы? Я же знаю его так давно! Он меня буквально вырастил. Еще недавно помогал мне охотиться. И теперь я выросла, и он воспринимает меня как… как женщину?! О, какой кошмар! Это все объясняет… От стыда я уронила голову на руки.

– О нет! – простонала я в свою очередь.

Я услышала, что Брукс было протянул руку, чтобы успокаивающе погладить мою голову, как когда-то. Но почти дотронувшись до моих волос, остановился и сжал руку в кулак. Потом он грохнул немного им по столу и сказал:

– Дурацкая ситуация!

Я подняла на него глаза и с недоумением спросила:

– Ты называешь эту ситуацию дурацкой?

Во мне просто вскипела злость. Он просто трус! Он боится своих чувств, нет, боится моих родителей! Или того и другого одновременно?

– Ты просто не можешь набраться смелости и наконец-то… сделать хоть что-то! – сказала я и почувствовала, что попала в его больное место. Он медленно встал и, сделав неопределенный жест, который должен был означать прощание, пошел к лестнице. Я увидела его сгорбленную спину, опущенные плечи. Неужели я сделала больно Бруксу? Моему любимому, единственному Бруксу?

Я, не раздумывая, в течении одного взмаха моих ресниц, была возле него и настойчиво перегородила дорогу на лестницу. Он широко раскрыл глаза и не успел опомниться, как я крепко обняла его. Как раньше – положила голову на грудь и слушала торопливые, такие родные удары сердца. Он осторожно обнял меня за плечи, и я облегченно вздохнула. Это было почти то, чего я так желала. Я посмотрела на него и почувствовала, как счастливая улыбка расползлась по моему лицу.

– Прости меня. Я просто не понимаю, что со мной творится в последнее время! Хожу сама не своя – скучаю по тебе, и все время хочется плакать. Я просто разваливаюсь на части без тебя! – сказала я, уткнувшись лбом в его грудь.

Брукс сильнее сжал меня, и я подняла голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Но Брукс неожиданно поднял меня вверх и впился в губы с такой страстью, что голова закружилась, и вокруг завертелись стены, словно в смерче. Ничего больше не существовало в этом мире – только Брукс и я. Все остальное было не важно.

Он приподнял меня над полом, а мне показалось, что я просто лечу. Словно тысячи звезд взорвались в моей голове. Это было так мощно и неожиданно, что я открыла глаза и, потеряв дар речи, с восхищением посмотрела на него.

– Брукс… – тихо прошептала я.

– Кхе-кхе… – послышалось внизу лестницы.

Я посмотрела вниз и увидела обеспокоенную Лили, довольную Алису, смущенного Джека и ухмыляющегося Келлана. Они появились так не вовремя!

Брукс отстранился от меня и сказал:

– Теперь понимаешь, о чем я? – сказал он. – Я так не могу, – прошептал он мне одними губами.

Я ничего не успела сказать, только запомнила его горькое выражение лица и удаляющийся силуэт.

Я стояла в легком ступоре и не знала, что мне делать.

Алиса попыталась обнять меня за плечи, но я вырвалась и побежала вниз, за Бруксом. Пока я проталкивалась сквозь танцующую толпу, Брукс был уже на улице. Когда выбралась из клуба на улицу, то среди тысячи звуков услышала мерный топот лап огромного волка, который бежал на север.

Я прислонилась к стене, и чудовищное опустошение отняло у меня даже способность двигаться. Не знаю, сколько просидела так, но когда очнулась, то набрала мамин номер и сказала в трубку, почти плача:

– Мама, забери меня отсюда, пожалуйста!

* * *

Мы с Эдуардом неслись в своем спортивном автомобиле по автостраде настолько быстро, насколько позволяли мотор и законы физики. Звонок Ханны застал нас на лекции по микробиологии, которую читал нам профессор Смит. Эдуард как раз внимательно слушал и вел аккуратный конспект. Впрочем, как и я. Хотя записывать было не обязательно – новые знания легко усваивались, и моя память не позволила бы мне забыть ни слова. Я смутно помнила свои мучения в школе, пока еще была человеком, но сейчас удивлялась: как можно было не понимать алгебру? Это же так просто!

Но вести конспект было необходимо. Так же, как и медленно бежать стометровку. Это было, наверное, самым мучительным – наблюдать, как заветный финиш приближается, словно в замедленной съемке, а также не реагировать на невыносимое желание рвануть к финишу изо всех сил. Или демонстративно просить Эдуарда поднести мой рюкзак. Или задерживать дыхание и не обращать внимание на сотни биений горячих сердец, качающих такую желанную кровь. Эта игра «в человека» сначала забавляла меня, потом раздражала, ну а потом я смирилась. Это была небольшая плата за то, чтобы узнать больше о собственном ребенке.

Я выбрала специализацию «Генетика», а Эдуард взялся за «Гематологию». Теперь Келлан каждый раз, охотясь с нами, называл брата профессиональным вампиром-гематологом и шутил на эту тему без устали.

Время от времени Эдуард поглядывал на меня – следил, чтобы я вовремя поднимала плечи, изображая дыхание, или показательно ерзала на стуле. От его нежных взглядов я бы покраснела, но увы, не могла. Я сразу вспоминала ночи, которые полностью принадлежали нам. Я даже старалась реже смотреть на него, потому что заводилась, и это чувствовали окружающие. Но было, в целом, неплохо, потому что сокурсники и сокурсницы чувствовали себя немного неуютно в нашем присутствии. Я уже привыкла. В Универе учащиеся были больше обособленными, чем дружелюбными. Каждый выбирал свою специализацию и посещал нужные ему лекции. Было бы удачей, если бы мы нашли хотя бы десяток людей, с которыми посещали одни и те же предметы. Мы могли бы познакомиться ближе с сокурсниками в общежитии, но после того, как Эдуард купил нам дом в лесной глуши – у нас не было шансов. Мы старались привлекать как можно меньше внимания и появляться только в Универе или в кафе на ланче. Никаких дискотек, никаких неофициальных клубов, вроде местного «Дельта-каппа-ню».

Эдуард едва заметно повел бровью, глядя на меня, и я демонстративно перенесла вес на левую руку, опираясь на стол. Я вопросительно посмотрела на него и увидела, что он расслабился.

Он, как всегда, переживал за меня, хотя это было лишним. Лучше бы переживал за здоровье мистера Смита, потому что если он еще раз посмотрит на мою грудь, то я за себя не ручаюсь! Для Эдуарда не было секретом, что мистер Смит не просто так старается стоять как можно ближе к моему столу и дает мне трудные темы для самостоятельной работы. Наверное надеется, что я все-таки прибегну к его консультациям. Появлюсь на пороге его кабинета со слезами на глазах и с мольбой о помощи.