Вавилон - Маргита Фигули

Царь перебил Набусардара вопросом:

— Ты хочешь жениться на ней?

— Да, ваше величество, я хочу взять ее в жены, но-

— Ты удивлен, откуда мне это известно? — рассмеялся Валтасар. — Царь знает все, что происходит в его государстве. Однако вернемся к делу.

— Я хочу, чтобы она стала моей женой прежде, чем начнется война с персами. Достаточно одного твоего слова — и…

— Мы вернемся к твоему делу потом, князь, — пообещал Валтасар, думая при этом лишь о последнем визите Телкизы.

— Что тебе мешает решить его теперь? — настаивал Набусардар.

— Желание не поступить опрометчиво, мой верховный военачальник. Мы часто совершаем необдуманные поступки.

— Я все обдумал и хочу, чтобы Нанаи стала моей женой еще до начала войны с персами.

Он не успел договорить, как с нижнего двора, где находились царские казармы, донесся тревожный набат.

— Что это значит? — прислушался Набусардар.

— Что случилось? — воскликнул царь.

Шестеро вооруженных конников принесли Наби-Иллабрату весть, что персы сокрушили Мидийскую стену, что предательство открыло ворота Сиппара, что Опис, во избежание кровопролития, добровольно сложил оружие и что Кир пленил в Харране царя Набонида, под наблюдением и по замыслу которого возводился прекраснейший во всей Вавилонии храм бога Сина, непревзойденный Э-хул-хул.

Вскоре явился с донесением сам Наби-Иллабрат. С хладнокровием видавшего виды воина он твердым голосом, в котором не заметно было растерянности, доложил о случившемся.

Несмотря на спокойствие полководца, дворец тотчас охватила паника.

Мидийская стена пала, и в Царском Городе тревожно и призывно гудел набат. Гул его разносился вокруг, словно погребальный плач. Женщины в отчаянии падали на колени, ошеломленные мужчины настороженно выжидали. Люди безмолвствовали. Жуткая тишина воцарилась повсюду. Все высыпали из домов, халдеев обуял ужас.

Царь Валтасар оправился от первого потрясения, обрушившегося на него, подобно мору. Взглянув на Набусардара, он приказал:

— Немедля послать подкрепление на север. Персов надо задержать.

— Увы, царь царей, — возразил Набусардар, — у тебя нет такого войска, которое задержало бы персов в открытом поле. Вопреки ожиданию, им удалось сокрушить Мидийскую стену. Я послал туда пятьдесят тысяч превосходных, хорошо вооруженных и обученных солдат, которые вполне могли защитить стену Навуходоносора. Они не удержали ее, и я утверждаю, что нас предали. Иначе персы не взяли бы укрепления с такой быстротой. Нас предали, и следовало бы справиться у Эсагилы, у нее ли еще план Мидийской стены, которым столь коварно завладел Сан-Урри.

— Ты полагаешь, — вступил в разговор Наби-Иллабрат, — что Эсагила способна предать свой народ и выдать персам план Мидийской стены?

— Я убежден, что эта подлость — дело ее рук, — едва разжимая зубы, проговорил Набусардар, — но сейчас не время рассуждать. Прошу тебя, царь царей, немедля созови своих советников.

На совете, который собрался в тронном зале, Валтасар высказался за то, чтобы послать на север подмогу. Он вызвался лично руководить сражением. Набусардар доказывал, что нет смысла рисковать жизнью солдат, так как персы уже приближаются к Вавилону. Напротив, теперь важно как можно больше войск оставить для защиты Города Городов.

Кровь ударила в голову Валтасара, он вспылил, и переубедить его было невозможно.

Когда же сановники попытались поддержать Набусардара, он попросту заставил их замолчать:

— Кто здесь властелин Вавилонии? Если я — то вот моя воля и мой наказ. Снарядите десять тысяч отборных всадников и десять тысяч пехоты, придайте им триста боевых колесниц, я выступаю сегодня же.

* * *

С двадцатью тысячами наемных солдат Валтасар двинулся на север, чтобы преградить путь персидским войскам. Ни сановникам, ни Набусардару не удалось его образумить. Он во чтобы то ни стало хотел сразиться с Киром, чтобы показать ему, каков вавилонский царь. Видно перс забыл, что Вавилония — это не слабая Лидия или безрассудная Мидия. Обуреваемый воинственным пылом, Валтасар не успокоился До тех пор, пока не уселся в свою боевую колесницу и пыль не заклубилась под копытами его коней. Торопясь на север, он велел гнать лошадей галопом. Царь полагал, что выбрал наиболее подходящий момент для внезапного удара, что силы персов после штурма Мидийской стены еще распылены, и враг не сможет оказать серьезного сопротивления.

Царя сопровождал Наби-Иллабрат.

Понимая, что доверить войско Валтасару — значит обречь его на верную гибель, Набусардар послал с ним Наби-Иллабрата, чтобы тот опекал и берег солдат от беды. Командование армией также было возложено на Наби-Иллабрата.

По дороге на север царь лестью и угрозами добивался от Наби-Иллабрата признания, что он, Валтасар, мудрейший властелин и искусный полководец, не чета Навуходоносору, и Наби-Иллабрат не смеет отнимать у него возможность доказать это на деле. Устав от его болтовни, Наби-Иллабрат не вслушивался в слова царя и молчал. И Валтасар, истолковав его молчание как знак согласия, успокоился.

Величественно откинувшись на сиденье, он упивался своей решимостью и отвагой.

Закутавшись в пурпурный плащ, под которым был одет толстый панцирь, он бормотал себе под нос.

— Если теперь мне явится во сне мертвый великан и примется уверять, что только он был истинным царем, я смело взгляну ему в лицо и спрошу: кто победил персов? Вот когда я с презрением посмеюсь над ним, потому что это я, Валтасар, превзошел его, одолел армию, замышлявшую покорить весь мир. Не так ли? — обратился он к Наби-Иллабрату.

— Да, — не слушая царя, безучастно ответил Наби-Иллабрат.

— Ну, конечно! — обрадовался царь. — Слов нет, Навуходоносор тоже сделал немало… разрушил Иерусалим… Однако победить Кира куда труднее, чем царя Седехиаша. Так иль не так?

Наби-Иллабрат не ответил, притворившись, будто дремлет. Прислонясь к борту колесницы, он покачивал головой, как во сне. Шлем оттенял его волевое, благородное лицо; Наби-Иллабрат был красив: прямой римский нос, чуть тронутые сединою волосы, густая борода; две-три морщины на слегка впалых щеках и складки, пересекавшие лоб над переносицей, не портили его. Под распахнутым плащом поблескивала золотая цепь с боевыми регалиями. На руке, сжимавшей ониксовый эфес меча с серебряной инкрустацией, сверкал массивный именной перстень-печатка с родовым гербом.

Царь задержал взгляд на перстне. Видно, делал его большой умелец. Наби-Иллабрат знал толк в вещах, понимал толк в жизни! Но лучшим родовым знаком Наби-Иллабрата была глубина мысли и чувств.

Валтасар перевел взгляд на лицо Наби-Иллабрата. Оно было похоже на лицо Зевса, каким его изображают греческие ваятели.

Валтасар с наслаждением вытянулся, и эта поза вернула ему чувство собственного достоинства, надежду на успех. Всю дорогу он представлялся сам себе в ореоле победы и славы.