Времена не выбирают - Макс Мах

– Все в порядке? – спросил Лемке.

– Вашими стараниями, Павел, – усмехнулся в ответ Маркус. – Добрый день.

– Наши люди вас только прикрывают, Маркус. – Павел сел напротив Маркуса и помахал рукой, подзывая официанта. – Вы же знаете, не в наших интересах ставить под сомнение так хорошо начавшееся сотрудничество.

– Не обижайтесь, – улыбнулся Маркус. – Все я знаю, но иногда хочется пошутить.

– А я и не обижаюсь, – пожал плечами Лемке. – Двойной кофе, будьте любезны, и пятьдесят грамм коньяка. – Он бросил быстрый взгляд на стойку бара и снова посмотрел на официанта. – Камю.

– Как у вас? – спросил Маркус, после того как официант отошел.

– Правительство предложения королевы, естественно, еще не обсуждало. – Лемке достал сигареты и зажигалку и положил их перед собой на стол. – Но премьер полагает, что в качестве рамок для будущих переговоров они вполне приемлемы.

«Вот как? – по-хорошему удивился Маркус. – Лемке успел встретиться с премьер-министром? Интересно, здесь, в Праге, или в Петербург летал?»

Очень может быть, что и летал. В конце концов, не так уж и далеко, а если за ним прислали что-нибудь особенно быстрое, то и вовсе пустяки. Но сам факт, что ни говори, примечательный.

«Серьезные люди, – обдумав слова Павла, решил Маркус. – Хорошо, что я в них не ошибся».

– Это хорошо, – сказал он вслух. – Потому что и мне предложения госпожи Нор кажутся вполне приемлемыми.

– А что у вас? – спросил Лемке, закуривая.

– Выборы через три недели, – усмехнулся Маркус. – Похоже, я был излишне пессимистичен, дела идут даже лучше, чем мы предполагали.

– Меня просили передать, – Лемке внимательно посмотрел Маркусу в глаза и чуть кивнул, – император посетит Иерусалим при первой же возможности, а возможность такая – скажем, посещение святых мест по случаю десятилетия восшествия на престол – представится сразу же после сформирования вашего нового правительства.

Ну что ж, получалось, что и здесь он не ошибся: Российская империя оказалась именно таким партнером, который нужен был в трудные времена, и особенно в такой щекотливой ситуации, когда волею обстоятельств вершить ход истории предстояло именно ему, Маркусу, за спиной которого было такое небольшое, по нынешним меркам, государство, как Израиль. И дело было даже не в том, что именно передал Маркусу полковник, а в том, от кого исходило сообщение. Судя по всему, в России правильно оценили масштаб происходящего. Оперативность, с которой был получен ответ, и уровень вовлеченных в дело людей не мог не поражать. Судя по всему, за вчерашний день Лемке успел – но главное, смог! – обсудить самые актуальные вопросы их «операции» и с премьер министром и с самим императором, который в России все еще оставался чем-то большим, чем конституционный монарх. Россия не Англия, в ней номинальные персонажи не приживаются, соответственно и вовлеченность царя во все это дело еще выше поднимало акции Российской империи в глазах Макса. Впрочем, не только это. Если исходить из тех «оговорок», которые позволил себе Лемке, из разведчика Павел стремительно превращался в доверенную персону высших эшелонов власти империи. И это было хорошо, потому что Маркусу было гораздо проще иметь дело с человеком, облеченным полномочиями, чем с простым агентом. Хорошо было и то, что предложения королевы не вызвали у русских моментальной негативной реакции, потому что, по мнению Маркуса, лучших рамок для будущего соглашения они все равно не получат, а договариваться с кузеном и его командой хочется или нет, но придется. Нет у них другого пути, вот в чем дело.

Обстоятельства и в самом деле не оставляли им выбора. Можно было, конечно, попробовать существование этих людей игнорировать, что было бы, естественно, верхом глупости, потому что характер этих людей был таков, что они просто не смогли не втянуть мир Маркуса в сферу своих интересов. И не со зла или из присущей им особой зловредности, а просто потому, что они, как газ, инстинктивно заполняли своей активностью любое находившееся в сфере досягаемости пространство. Людей такого сорта Маркус хорошо знал, встречал их – и неоднократно – на своем длинном жизненном пути, но кузен Макс и его компания еще и возможностями соответствующими обладали. Так что и вариант активного противодействия их экспансии, по здравом размышлении, отпадал тоже. Его не следовало даже рассматривать. Бодался теленок с дубом, как говорится. А о том, какая технологическая, а значит, и военная, мощь стоит за широкой спиной господина Дефриза, Маркус догадался еще во время неожиданного – во всех отношениях – визита кузена в его собственный Иерусалим. Побывав же теперь на другой стороне, Маркус увидел и узнал множество интереснейших вещей, но ничего нового, если говорить о главном, ему там не открылось. Все это он знал или как минимум предполагал заранее, и поэтому вариант, при котором можно было бы с этой новой – и, сказать по правде, огромной – силой договориться, представлялся лучшим из возможных. Тем более что и сами эти люди, как он успел убедиться, не были, в сущности, им врагами и зла их миру не желали. Вполне возможно, они даже желали ему добра, учитывая, что во Вселенной, как доподлинно знал теперь Маркус, существовали и другие, гораздо более опасные силы. Однако добро – понятие абстрактное, и каждый волен понимать его по-своему. Кажется, у соплеменников Павла Лемке была на этот счет даже поговорка.

«Что для русского хорошо, то для немца – смерть», – процитировал Маркус мысленно.

Ну что ж, в сущности, так и есть, если относиться к поговорке не дословно, а, как и положено, в расширительном смысле. И, следовательно, переговоры – раз уж та сторона сама их предложила – становились жизненно необходимыми, чтобы и свои интересы соблюсти, и другую сторону попытаться понять. А понять их, как успел убедиться Маркус, было совсем непросто. Ведь даже кузен Макс – все-таки родственник, как ни говори, да и встречались уже – интриговал Маркуса, чем дальше, тем больше, хотя, по идее, все должно было быть как раз наоборот. Но от правды не уйдешь, даже если очень захочешь. И сейчас, думая о своем кузене, Маркус должен был с неудовольствием признать, что не может с определенностью ответить даже на такой простой, казалось бы, вопрос, кто таков Макс Дефриз на самом деле, или, вернее, что он такое?

* * *

Они встретились только через восемнадцать дней после светопреставления, случившегося на так и оставшейся для Маркуса безымянной площади старого города Иерусалима. Тогда, сразу после боя, все еще оглушенный свалившимися ему на голову «впечатлениями», правду сказать, почти неподъемными в его возрасте, Маркус увидел Макса лишь мельком, даже не успев толком понять, откуда тот вдруг здесь взялся и куда потом столь стремительно исчез. И Виктор этот, который тоже оказался тем еще типом, ничего ему толком не объяснил. Однако из дальнейших разговоров неожиданно выяснилось, что та бешеной красоты молодая женщина, которая на глазах у Маркуса с удивительным – да что там, фантастическим! – мастерством и мужеством сражалась с этим инопланетным монстром, подозрительно похожим на обыкновенного южноафриканского негра, и погибшая там же, и тоже на его, Маркуса, глазах, эта женщина, оказывается, была женой, но одновременно – «Уму непостижимо!» – и внучатой племянницей кузена Макса. Услышав об этом, Маркус примерил себя на роль мужа Иланы – двоюродной сестры Деби – и только мысленно покачал головой, потому что сказать вслух то, о чем он подумал, было невозможно, да и неприлично. Но факт остается фактом, даже если он нам непонятен или не нравится. Это была жена Макса, и была она, как можно было понять из немногих услышанных Маркусом реплик, даже не человеком, то есть, возможно, и человеком, но не землянкой, это уж точно. Впрочем, и с этим матримониальным вопросом не все понятно Маркусу до конца, потому что если Ё являлась женой Макса, то какие же отношения связывали господина Дефриза с королевой Нор? Кем он ей приходится? Любовником? Фаворитом? Однако то, что успел увидеть и услышать Маркус после возвращения Макса и королевы – откуда, кстати? – такое предположение вроде бы не подтверждало.