Крылья голубки - Генри Джеймс

Кейт произнесла эти слова очень мягко, почти ласково, и он не стал сразу утверждать обратное. Но затем, бросив на нее взгляд, возразил:

– Нет, я решил. Только это зрелище – ты здесь, в этом доме, и то, что, как мне представляется, я вижу в этом для тебя…! – Его глаза, как бы подгоняемые гнетущими предположениями, то и дело перебегали от одной части гостиной к другой.

– Ужасный дом, правда? – спросила Кейт.

Это сразу же вернуло его к его собственным расспросам.

– Тебе пришлось приехать из-за чего-то ужасно неприятного?

– О, если взяться рассказывать, это может занять столько же времени, сколько то, что имеется у тебя. Пусть тебя не огорчает мой вид «в этом доме», ни то, что ты видишь – а это гораздо больше, чем вижу пока что я сама, – «в этом» для меня. И будь добр, учти, пожалуйста, что, в конце концов, если у тебя сложности, я могу испытывать ма-аленькое желание тебе помочь. Может быть, я даже смогу это сделать совершенно самостоятельно.

– Девочка моя родная, именно потому, что я чувствую это твое желание, я…! Да, я думаю, у меня большие сложности. Думаю, в этом дело. – Деншер сказал это с такой неожиданной простотой, что Кейт могла ответить на его слова лишь быстрым удивленным взглядом – что он не преминул так же быстро отметить. И сразу же «выключил» свою неопределенность. – И все-таки я не должен так думать.

Кейт выждала минуту.

– Что же, это – как ты выражаешься о моих делах – что-то ужасно неприятное?

– Ну, – медлительно ответил он, – ты сама мне скажешь, если обнаружишь, что это так. То есть если сочтешь мою идею….

Он говорил так медленно, что она подхватила:

– Ужасной?! – Отзвук раздражения – что-то вроде смешка – все же вырвался у нее наконец. – Я не могу счесть твою идею какой бы то ни было вообще, пока не пойму, о чем ты толкуешь.

Это заставило Деншера подойти ближе к делу, хотя начал он с того, что, встав на каминный коврик перед Кейт и сунув руки в карманы, вдруг повернулся в одну сторону, а затем в другую. С этими движениями в нем возникло воспоминание о другом времени – о том часе в Венеции, часе мрака и бури, когда в его квартирке сидела Сюзан Шеперд, почти так же, как сейчас перед ним сидела Кейт, и он, так же как сейчас, задавался вопросом, что он может сказать и чего сказать не может. И все же, при всех обстоятельствах, сегодняшнее событие было как-то легче. Во всяком случае, Деншер попытался приспособить к нему именно такое понимание, прекратив свои движения перед Кейт.

– Сообщение, о котором я говорю, никак не может – если вести речь о дате – относиться к этим последним дням. Хотя штемпель, а он вполне разборчив, к ним относится: но ведь даже подумать невозможно, учитывая все другое, чтобы она написала…! – Он замолк, глядя на свою собеседницу, словно она и так могла понять.

Понять оказалось легко.

– На смертном одре? – Но тут Кейт на миг задумалась. – А разве мы не согласились, что нет и не было на свете никого, подобного ей?

– Да. – И, глядя поверх ее головы, он вполне четко произнес: – Да, на свете нет и не было никого, подобного ей.

Кейт, в своем кресле, по-прежнему неподвижная, подняла глаза, чтобы через не поддающееся осознанию пространство встретить его взгляд. Когда наконец Деншер опустил глаза и их взгляды встретились, она задала еще вопрос:

– А разве дальнейшее не зависит хоть немного от того, о чем сообщение?

– Немного – возможно. Но совсем мало. Это просто какое-то сообщение, – сказал Деншер.

– Ты хочешь сказать – письмо?

– Да, письмо. Адресованное мне – ее рукой. Почерк ее – это безусловно.

Кейт задумалась.

– Ты так хорошо знаешь ее почерк?

– О, очень.

Похоже было, что его тон, как ни странно, вызвал ее следующий настойчивый вопрос:

– Ты получил от нее много писем?

– Нет. Всего три записки. – Теперь он говорил, глядя ей прямо в лицо. – И очень, очень короткие.

– Ах, сколько – не имеет значения, – ответила Кейт. – Трех строк достаточно, если ты уверен, что помнишь.

– Уверен, что помню. Кроме того, – продолжал Деншер, – я помню ее почерк и по другой причине. Мне кажется, я припоминаю, что ты показывала мне одну из ее записок – специально для этой цели. А потом она сама что-то для меня переписывала.

– О, – откликнулась Кейт чуть ли не с улыбкой, – я же не спрашиваю тебя подробно о твоих резонах. Одной важной причины вполне достаточно. – К этим словам она все же добавила, как бы не желая говорить с раздражением или с невольной иронией: – И что же, ее почерк выглядит как обычно?

Деншер ответил, словно желая улучшить эту характеристику:

– Он прекрасен.

– Да, он был прекрасен, – считаясь с его желанием, согласилась Кейт и добавила: – Ну, для нас ведь не новость, что она была грандиозна. Так что все возможно.

– Да, все возможно. – Казалось, он с поразительной охотой ухватился за эти слова. – Так я себе и говорю все время. И верю, что ты, – опять не вполне понятно объяснил он, – еще больше чувствуешь это, чем я.

Кейт ждала, что он скажет еще что-то, но Деншер, по-прежнему держа руки в карманах, снова отвернулся и на этот раз подошел к единственному в комнате окну, где занавеси, в отсутствие зажженных ламп, не были задернуты. Он всматривался в освещенный фонарями туман, с головой уходя в узкую и убогую лондонскую улочку, – ибо он чувствовал ее убогость на фоне другой своей ассоциации – так же, как он под взглядом миссис Стрингем с головой уходил в широкую перспективу Большого канала. И теперь в его сознании-свидетеле перед ним предстало, что когда в предыдущий раз его вынуждали занять подобную позицию, глубина его внутреннего сопротивления необходимости отречься от Кейт и была тем, что дало ему силы действовать. Его собеседница, ожидающая теперь его слов, в тот раз ждала, что он пообещает ей все сделать; он же тогда с гневом подумал о бессмысленности такой надежды.

Кейт, со своей стороны, в эти минуты задержала внимание на плечах и спине Деншера, которые он столь фамильярно к ней обратил, задержала внимание, как бы изучая их выражение, намекающее на до сих пор не высказанное, на отсутствующие связи, какие ей вечно приходилось выявлять. Результатом ее напряженного внимания было то, что она опять взяла управление на себя:

– Ты получил то, о чем ты говоришь, вчера вечером?

– Придя с Флит-стрит на час раньше, чем обычно, я обнаружил его на столе, среди нескольких других писем. Но мои глаза сразу, поразительным образом, увидели именно его – сразу, еще от двери. Я его узнал, понял, что это такое, даже его не коснувшись.

– Это можно понять. – Кейт слушала Деншера с уважительным вниманием. Однако тон его был настолько необычен, что она тотчас добавила: – Ты так говоришь о нем, будто так его и не коснулся.