Двадцатое июля - Станислав Рем

— В сравнении с первым этот рисунок дилетантский. Видите, — профессор старался показывать дефекты, не притрагиваясь к «экспонату», — вот здесь не соблюдены пропорции, поэтому часть лица выглядит так, будто рисунок делал ребенок. Кстати, господа, а вы не знаете, чей это портрет?

— Ленина. Что скажете о прочей живописи?

Профессор застенчиво улыбнулся.

— Такие татуировки в Советской России делают исключительно в местах лишения свобода. Они, то есть рисунки, отображают как бы ранг владельца, его место в их ограниченном решетками сообществе. Но вот что конкретно они означают, сказать не могу. К сожалению, у меня нет опыта работы с таким материалом.

Скорцени повернулся к Радлю:

— Может, его? — Он указал на «кожаный портрет» Ленина.

Капитан пожал плечами:

— В лагере я взял то, что приглянулось. А решать тебе.

— Хеллмер, — подозвал Скорцени другого помощника, — приведи русского.

…Сердце Куркова болезненно сжалось при виде представшей глазам картины. «Живые трупы, — билась в голове одна-единственная мысль. — Еще живые, но уже трупы».

— Курков! — властный окрик Скорцени вернул Сергея к реальности, — мы хотим сделать вам подарок. Посмотрите внимательно на этих, так сказать, людей. У каждого из них имеется татуировка. Одну из них вы должны выбрать себе. Либо комбинацию. Но учтите: рисунок должен соответствовать вашему положению в советском обществе.

Заключенных начали поочередно вертеть перед Курковым. Первого он тут же отбраковал. На вопрос Скорцени, почему, ответил, что такие наколки на его родине носят исключительно моряки или люди, так или иначе связанные с морем. Он же таковым никогда не был. Татуировку с изображением Ленина, равно как и с изображением Кремля у четвертого арестанта, тоже отмел: уголовники подобную живопись не жалуют. Зачем увековечивать тех, кто тебя сажает?

Третий и пятый заключенные имели зэковские наколки: перстни на пальцах. У одного две ходки, у другого — три. На плече «пятого», вдобавок к перстням на пальцах, красовалась икона Казанской Богоматери.

Курков указал на последний рисунок:

— Если б словил еще две ходки, носил бы сейчас нечто подобное.

Скорцени повернулся к профессору:

— А теперь, господин Залиш, вы это «нечто подобное» скопируйте и перенесите на тело нашего молодого человека.

Губы профессора дрогнули:

— Простите, я, конечно, знаю, как наносить татуировку, но только теоретически. На практике я подобным ремеслом никогда не занимался.

— А мы, наш дорогой профессор, и в теории не знаем. Так что выберите себе помощника из моих людей и приступайте. И еще, господин Залиш: татуировка должна выглядеть так, словно ее нанесли года два назад. — Скорцени ткнул пальцем в сторону второго заключенного: — Примерно как у этого. Я уверен, вы справитесь. — Профессора подхватили под руки и повели в замок. — Хеллмер, поставьте охрану рядом с Курковым. И не дай бог, если кто-то из заключенных с ним заговорит.

* * *

До небольшого двухэтажного отеля «Швайцерхоф» Мюллер добрался на такси. Служба сопровождения, с которой он вошел в контакт еще в поезде, взяла автомобиль, в котором ехал шеф, под наблюдение, однако слежки за машиной группенфюрера ими обнаружено не было. Во что «Мельник», естественно, не поверил.

Даллес ждал Мюллера в верхней комнате. Шеф гестапо, медленно поднимаясь по лестнице, впервые испугался. Начиная с 1933 года он ни разу не покидал пределов Германии. Поездки в Париж, Варшаву и Прагу не в счет — то были командировки уже по территориям рейха. Теперь же он ощущал себя разгуливавшим по улицам голым идиотом.

Он прекрасно знал, как умеют работать ребята Шелленберга. Бывший подчиненный смог все-таки отшлифовать профессионализм у своих подопечных. И если кто-то смог выследить Мюллера и сообщить о его прибытии в Цюрих, то на жизни группенфюрера можно было поставить большую жирную точку.

Подойдя к нужной двери, Мюллер несколько секунд выждал, после чего негромко постучал. Дверь ему открыл высокий мужчина, лица которого он до сих пор не видел. Ни в жизни, ни на фотографиях. То был Геверниц.

— Господин…

— Литш. Рольф Литш. Коммерсант, — торопливее, чем следовало бы, ответил Мюллер.

— Проходите, господин коммерсант.

Геверниц посторонился, и группенфюрер прошел в столовую. Там никого не было.

— В кабинет, пожалуйста. Я провожу.

Мюллер последовал за мужчиной и оказался в довольно просторном помещении с низким потолком и камином. Стены, отделанные деревом, были украшены чеканными картинами школы Тициана: тяжелыми и мрачными. Толстые ковры скрадывали звук шагов. В центре располагался письменный стол работы мастеров прошлого столетия. Вокруг стола стояли три кресла: одно во главе и два по бокам.

Даллес сидел в одном из боковых. Когда Мюллер вошел, американец поднялся, сделал пару шагов навстречу и протянул шефу гестапо руку:

— Как доехали?

— Благодарю. Без происшествий.

Оба некоторое время рассматривали друг друга. Враги, надеявшиеся стать друзьями.

Первым, на правах хозяина, нарушил молчание Даллес:

— Вот и прекрасно. Присаживайтесь. Кофе? Вино? Коньяк? А может, чай?

— Если позволите, кофе и коньяк.

Когда со вкусами определились, троица приступила к основной части встречи.

— Господин…

— Литш, — быстро «подсказал» Даллесу Мюллер.

Тот улыбнулся:

— Можете не беспокоиться. У нас конфиденциальная встреча. Поэтому никто нас не пишет.

— Я тоже иногда говорю так гостям.

— И тем не менее вам придется поверить мне. Я бы назвал нашу сегодняшнюю встречу «пристрелочной». И потому не хотел бы потерять ваше доверие с первых же минут общения.

Мюллер пригубил коньяк:

— Давайте не будем терять время на церемонии. Как мне сообщили, вас интересует Лондон?

— Да. Но не как туриста.

— Что конкретно?

— Для начала хотелось бы получить порцию такой информации, чтобы мой друг, — Даллес кивнул в сторону Геверница, — тоже поверил вам и заинтересовался бы вашим предложением. Он, в отличие от меня, пессимист. К примеру, нас интересует, что… ну, скажем так, «упало» на Лондон? Кто работает над данным проектом? И, наконец, сколько еще такого «продукта» осталось на складах в Германии?

Мюллер сделал еще один глоток:

— На Лондон выпустили ракеты Фау-2. Всего 78 штук. Хотя изначально планировалось выпустить 85. Семь ракет сняли. Снял сам Браун.

— Вы имеете в виду Вернера фон Брауна? — перебил Геверниц.

— Совершенно верно. Каждая ракета несла в себе 750 килограммов взрывчатки. Все они были направлены в центр города, но, пока что по не известной мне причине, основная масса долетевших до Англии ракет угодила в окраину Лондона. Пострадали в основном рабочие кварталы. Арсенал Брауна насчитывает еще более шестидесяти ракет данной конструкции. Установить и отправить их в полет, как показали последние события, особого труда не составляет.