Верь в мою ложь - Элизабет Джордж

Барбара отправилась на встречу со служащим суда, но через некоторое время уже смогла вернуться к тому, что делала для Линли.

Это оказалось проще, чем в прошлый раз, потому что Ардери пришлось уехать, судя по всему, чтобы разобраться с чьей-то ошибкой, и если это действительно касалось судебного расследования, то она должна была исчезнуть надолго. Как только Барбара убедилась в том, что суперинтендант покинула здание — а это было нетрудно, поскольку Барбара поддерживала дружеские отношения со служителем подземной автостоянки Ярда, — она со скоростью пушечного ядра рванулась в библиотеку.

Она прихватила с собой свой англо-испанский словарь. Собрав достаточно информации о двух первых сыновьях Эстебана Вега де Васкеса и Доминги Падиллы дель Торрес де Васкес — то есть о священнике Карлосе и дантисте Мигеле, — и вдоволь насмотревшись на фотографии жены Мигеля, которую даже самые искусные в мире косметические хирурги не могли бы превратить в Алатею Файрклог, Барбара собралась перейти к Анхелю, Сантьяго и Диего, чтобы выяснить, что там можно раскопать. Если ни один из них никак не был связан Алатеей, то предстояло заняться остальными членами боль той семьи, а их, как накануне объяснила Барбаре испанская студентка, могло оказаться несколько сотен.

Но оказалось, что об Анхеле почти ничего не говорилось, и он, несмотря на своё имя, был, похоже, тем уродом, без которого не обходится ни одна семья. Барбара, то и дело заглядывая в словарь, продвигалась вперёд так медленно, что ей даже подумалось: к концу поисков её дорогая стрижка может уже слишком отрасти, и придётся стричься снова. Но в конце концов она выяснила, что Анхель стал виновником автомобильной катастрофы, в результате которой его пассажирка осталась на всю жизнь калекой. А пассажиркой была девушка пятнадцати лет от роду.

Барбара пошла по этому следу, потому что пассажирка оказалась вообще первой женщиной, упомянутой в справках, если не считать несчастной жены Мигеля, — но в итоге упёрлась в тупик. Она не нашла ни единой фотографии девушки, а Анхель на последних снимках выглядел лет на девятнадцать, — похоже, средства массовой информации совершенно перестали им интересоваться после той аварии. Живи он в Северной Америке, а ещё лучше — в Соединённых Штатах, его нетрудно было бы найти, потому что он проходил бы какую-нибудь программу реабилитации; но он жил в Южной Америке, и что с ним произошло после аварии, никого не заботило. Он был слишком мелкой рыбёшкой. Репортёры перенесли своё внимание на другие объекты.

То же самое сделала и Барбара. Она занялась Сантьяго. Нашла статейку о его первом причастии. По крайней мере, она решила, что это первое причастие, потому что Сантьяго стоял в ровном ряду мальчиков в тёмных костюмах и девочек в белых платьицах, и всем им было на вид лет по восемь, то есть подходящий для католической Аргентины возраст. Но вот место, да и вообще статья о первом причастии показались Барбаре странными. Она принялась продираться сквозь текст с помощью словаря и наконец уловила главное: в городе сгорела церковь, и детям пришлось принимать первое причастие в городском парке. Или что-то вроде того. Церковь могла быть разрушена и в результате наводнения. Или землетрясения. Или же её сожрали термиты. В общем, было слишком трудно разбирать текст по одному слову.

Барбара внимательно изучила фотографию детей, рассматривая каждую из девочек. Она взяла ту фотографию Алатеи, которую раздобыла в Интернете, и стала сравнивать её с каждой из девочек. Их имена значились под снимком, и их было всего пятнадцать; и конечно, Барбара могла отыскать в Интернете след каждой из них, но это заняло бы много часов, а у неё этих часов не было, потому что рано или поздно суперинтендант Ардери должна была вернуться, и если бы она обнаружила, что Барбара не трудится в поте лица, сравнивая показания свидетелей вместе со служащим уголовного суда, Барбаре это дорого обошлось бы.

Барбара подумала о том, чтобы выбрать наиболее подозрительную из девочек и проследить её дальнейшую жизнь. Но и на это нужно было много времени, к тому же Барбара не обладала всё-таки таким уж искусством плавания в Интернете. А потому она вернулась на след Сантьяго, потому что, если даже он и не дал бы ей ничего, всё равно у неё оставался один лишь Диего.

Она нашла ещё одну фотографию Сантьяго, где он был уже постарше и играл Отелло в одноимённой пьесе, весь перемазанный чем-то чёрным. И, наконец, нашлась фотография Сантьяго в составе школьной футбольной команды, выигравшей какой-то приз. И больше — ничего. Так же, как Анхель после автомобильной катастрофы, он исчез с экранов радаров. Как будто эти мальчики, достигая раннего юношеского возраста, переставали интересовать местных газетчиков, поскольку не принимали каких-то важных решений, например, не заявляли, что желают стать священниками или дантистами. Или же они доказывали свою непригодность к политической карьере и не могли идти по стопам отца. Потому что он-то, в конце концов, был именно политиком и имел склонность демонстрировать свою семью в годы выборов, чтобы показать избирателями, как они все дружны.

Барбара и об этом подумала: семья, политика, избиратели. Подумала об Анхеле. Подумала о Сантьяго. Ещё раз рассмотрела каждую фотографию, на которой они присутствовали, и остановилась на той, где изображалось первое причастие в парке. И наконец снова выложила на стол фотографию Алатеи Файрклог.

— Ну, что тут спрятано? — прошептала она. — Расскажите мне свои тайны, детки!

Но ничего не находилось. Ряд нулей уходил в бесконечность.

Барбара выругалась вполголоса и потянулась к «мышке», чтобы заняться поисками Диего, последнего из братьев. Но тут она бросила ещё один взгляд на снимок футбольной команды, потом на Отелло. А с него перевела взгляд на фото Алатеи Файрклог. Потом на снимок Алатеи рядом с Монтенегро. Потом вернулась к первому причастию. Потом перебрала фотографии Алатеи в качестве модели. Она снова и снова пересматривала эти фотоснимки, заглядывая сквозь время, заглядывая в прошлое, возвращаясь к тому кадру, который нашла первым. Она изучала их… И наконец увидела.

Не сводя глаз с монитора, Барбара потянулась к своему мобильнику и набрала номер Линли.

— А её можно заставить? — спросила Манетт у Фредди.

Они на приличной скорости ехали через Лит-Вэлли, и за рулём сидел Фредди. Они как раз повернули к юго-западной части долины, где по обе стороны дороги за сложенными из камня стенами расстилались изумрудные поля, а за ними поднимались вверх склоны холмов, на плечах которых возлежали шали серых облаков. Вокруг клубился лёгкий туман, что было вполне естественно для нижней части долины. Похоже, что к концу дня туман должен был основательно сгуститься.

Манетт была погружена в мысли, вспоминая их разговор с Найэм Крессуэлл. Она пыталась разобраться в том, как умудрилась совершенно ничего не понять в Найэм, зная её столько лет.

Но Фредди, похоже, думал о чём-то другом, не имеющем отношения к Найэм, потому что он бросил взгляд в сторону Манетт и спросил:

— Кого?

— Найэм, Фредди! Кого же ещё? Можно её как-то заставить снова забрать детей?