Тайная дипломатия Кремля - Леонид Млечин

В разжигании венгерских событий обвинили Америку и НАТО. Но в разговоре с югославским лидером Иосипом Броз Тито Хрущев объяснил, почему он ввел войска в Будапешт: «Мы не можем допустить реставрации капитализма в Венгрии, потому что люди скажут: при Сталине такого не было, а эти, которые Сталина осуждают, все упустили, армия этого не стерпит».

В разговорах между собой, на заседаниях президиума ЦК Хрущев и его соратники и не думали говорить, будто события в Венгрии — дело рук Запада, западной агентуры. Они прекрасно понимали, что народ восстал против социалистической системы. Хрущев приказал министру обороны маршалу Жукову успокоить Венгрию. Советские танки вошли в Будапешт и другие города. Венгры взялись за оружие и оказали ожесточенное сопротивление советским солдатам. Но восстание было подавлено. Имре Надя арестовали.

В конце ноября министр Шепилов был в Нью-Йорке на сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Он видел, что мир возмущен расправой над венграми и арестом главы венгерского правительства. Шепилов отправил в Москву встревоженную телеграмму: «Не исключено, что в ООН будет поднят вопрос о Наде. Для предотвращения использования этого вопроса в антисоветских целях было бы целесообразно получить от Надя заявление о его добровольном выезде в Румынию или что-либо в этом духе».

Ответ президиума ЦК был резким. Его явно продиктовал Хрущев:

«Ваши соображения нереалистичны и наивны… В случае постановки западными державами на Ассамблее этого вопроса советская делегация должна вести себя спокойно и твердо, не проявляя нервозности… Мы должны исходить из того, что со стороны западных держав будет делаться все возможное для того, чтобы использовать ООН против СССР и социалистического лагеря. Это обязывает нас к тому, чтобы разоблачать такие попытки империалистических держав, твердо отстаивать свою позицию и использовать в свою очередь предоставляющиеся возможности для вскрытия агрессивной империалистической политики западных держав».

Кровопролитие в Будапеште грозило Советскому Союзу серьезными осложнениями, но тут, на радость Москве, началась война на Ближнем Востоке, которая отвлекла внимание мирового сообщества от событий в Венгрии.

Академик Андрей Сахаров вспоминал, как той осенью, после успешных испытаний водородной бомбы, ученых награждали в Кремле. Вручал награды секретарь президиума Верховного Совета СССР Александр Федорович Горкин. До начала церемонии разговор зашел о венгерском восстании и о войне на Ближнем Востоке. Горкин по-свойски сказал ядерщикам: «Ну, в Венгрии мы, конечно, вдарим. Надо бы и на Ближнем Востоке вдарить как следует, но далеко. А жаль!»

Летом 1956 года Шепилов летал в Каир на переговоры с президентом Египта Насером. Вернувшись в Москву, доложил Хрущеву, что Насер намерен национализировать Суэцкий канал, который управлялся французско-английской компанией. Так и произошло: египетские войска взяли контроль над каналом.

Это вызвало гнев Парижа и Лондона, которые решили силой восстановить свои права. Франция, Англия и Израиль атаковали египетские войска. В ночь с 5 на 6 ноября 1956 года, через 24 часа, после того как советские танки начали сокрушать венгерское восстание, министр Шепилов обратился к председателю Совета Безопасности ООН с требованием прекратить агрессию против Египта.

Одновременно распространили письмо главы советского правительства Булганина:

«Мы полны решимости сокрушить агрессоров силой и восстановить мир на Ближнем Востоке… Если эта война не будет пресечена, то она может принести с собой опасность перерастания в третью мировую войну».

В послании премьер-министру Англии Антони Идену звучали не менее пугающие формулировки: «В каком положении оказалась бы Великобритания, если бы она была атакована более сильными государствами? А ведь эти страны могут воспользоваться, например, ракетным оружием».

А в письме Булганина премьер-министру Израиля Давиду Бен-Гуриону говорилось, что его действия «ставят под угрозу само существование Израиля как государства»

Это были зловещие намеки и бесшабашная бравада — отличительная черта хрущевской дипломатии. Ради нового союзника на Ближнем Востоке Никита Сергеевич, похоже, был готов на все. Угрозы сработали. Запад отступил.

Хрущев чувствовал себя на высоте. Он решил, что Запад слаб и его можно с успехом шантажировать. Это приведет Хрущева к идее берлинского ультиматума 1958 года и к попытке установить в 1962 году ядерное оружие на Кубе. Тогда мир действительно оказался на грани третьей мировой войны…

Но почему же после таких очевидных дипломатических успехов так скоротечно закончилась министерская карьера Шепилова?

По мнению его внука писателя и журналиста Дмитрия Косырева, Никиту Сергеевича одолевала ревность — в мире говорили о внешней политике Шепилова, а ведь могла быть только внешняя политика Хрущева.

Первым поводом для недовольства стало выступление Шепилова на международной конференции по Суэцкому каналу, которая проходила в Лондоне во второй половине августа 1956 года. Дмитрий Трофимович возглавлял советскую делегацию. Свою речь он поручил готовить двум командам — мидовской и своей, из «Правды». Правдисты написали ему красивое выступление, но за основу он все-таки взял мидовский вариант.

Шепилов вспоминал, как в Лондоне к нему в советское посольство приехал государственный секретарь США Джон Фостер Даллес. Известный своей неуступчивостью американец сказал: «Я приехал к вам потому, что в вашем весьма лаконичном заявлении по прибытии в Лондон я нашел одно слово, которое дает надежду, что мы с вами можем попытаться найти общую почву для разумного подхода к решению суэцкой проблемы. Это было бы весьма затруднительно с господином Вышинским, который, само собой разумеется, заслуживал высокого уважения. Мне трудно представить себе человека, который мог бы доплыть до конца, слушая блистательные речи господина Вышинского…»

В Москве Шепилову было приказано назвать политику Запада «открытым грабежом и разбоем». Он указание игнорировал. Вернувшись, 5 сентября он отчитывался о поездке на заседании президиума ЦК. Объяснил свою позицию так:

— У нас наладились отношения с американцами, ссориться нет нужды.

Хрущев возмутился:

— Ах, вот как? Ты хочешь сам определять политику?

В постановлении президиума записали: «ЦК КПСС одобряет линию поведения и практическую работу делегации Советского Союза на Лондонской конференции». Но Хрущев сказал, что министр не выполнил указание ЦК, то есть проявил невоспитанность как член партии, и этот проступок имеет принципиальное значение.

Формально Шепилов ушел из МИД в ЦК партии с повышением. В феврале 1957 года на пленуме ЦК его вновь сделали секретарем ЦК по идеологии. В реальности же Хрущев затаил на него обиду. Между ними началось охлаждение. Тем более что Шепилов, явно не понимая, как быстро меняется характер Никиты Сергеевича, продолжал спорить с Хрущевым.

Когда Хрущев задумал коренным образом поменять систему управления экономикой и вместо министерств ввел систему региональных совнархозов, к нему пришел Шепилов со схемой, на которой были показаны сложные связи Горьковского автомобильного завода с другими предприятиями, от которых завод получает запасные части и материалы. Шепилов объяснял первому секретарю, что при новой схеме предприятия не смогут эффективно работать.