Возвращение - Геннадий Владимирович Ищенко
Шрифт:
Интервал:
– Кое-кого взял, может быть, позже возьму ещё. С Юрковичем встретишься.
– С полковником? Это хорошо.
– Он уже имеет генеральское звание.
– Меня хоть не брали в армию, звание по погонам разберу.
– Он надевает эти погоны только по праздникам. У меня к тебе вопрос. Почему до сих пор не вступил в партию?
– Да как-то не было необходимости. В той жизни рвался, а меня отшили. Потом уже уговаривали, но я передумал. А к чему этот вопрос?
– Ты ещё не наигрался в своих фильмах? Не хочешь поработать со мной? Не обязательно ставить крест на творческой работе, но на время отвлечься-то можно? На память не жалуешься?
– Не абсолютная, но неплохая. Что нужно делать?
– Вступить в партию и поступить в заочную Высшую партийную школу. Там, правда, требуется партийный стаж и опыт общественной работы, но это поправимо. С высшим образованием нужно учиться три года, но ты вполне мог бы уложиться за год, работая в это время у меня. Подумай хорошо. Если не будешь в этом году снимать фильмов, ничего не потеряешь, а свои возможности существенно увеличишь. Узнаешь всю систему изнутри, а это в дальнейшем может здорово пригодиться. Ты думаешь, что отдал тетради – и всё? Я, к твоему сведению, тоже не вечный.
– Я всю жизнь старался избегать руководящей работы!
– Никто не хочет трудностей, но ты ведь полез в режиссёры? А это и административная работа. Был бы просто актёром и выполнял бы чужие указания, так нет, захотелось самостоятельности.
– А что за работа?
– Мне нужно как можно быстрее проверить кадры Суслова. Я думаю, что такая работа тебе по силам, а у меня здесь мало опытных людей, которым можно полностью доверять. Суслов знал своих людей, и они его знали и побаивались. Теперь его нет, а я для них человек новый. Поэтому буду сильно удивлён, если не начнутся злоупотребления. С нашими правами это очень опасно.
– Об этом быстро узнают, – сказал я. – В мою сторону будут плевать. Скажут, что променял талант на место у кормушки. Для художника это смерть. Администратор может творить, если прорезался талант, творец не имеет права уйти в администраторы. Я готов вступить в партию и даже могу какое-то время помочь, так сказать, частным образом. Но никаких ВПШ и официальных должностей.
Когда я приехал домой, жена распеленала Машеньку и вдвоём с моей матерью с умилением наблюдала, как малышка дрыгает ножками.
– Быстрая будет! – довольно сказала мама. – Будет бегать туда-сюда. Всё, подвигалась – и хватит. Пеленай, а то застудишь.
Я вспомнил Машу из мультика с её «туда-сюда и обратно» и вздрогнул.
– Девочка должна ходить нормально, – сказал я обеим. – Помню, как этажом выше скакала одна почти до двенадцати ночи. Так и хотелось что-нибудь у неё оторвать.
– Где ты видел тихих детей? – спросила мама. – Я прекрасно помню, какие ты делал баррикады из мебели! А в твоём случае что-то отрывать надо было не ребёнку, а родителям за то, что они не уложили её вовремя спать. Чтобы дети никому не мешали, с ними нужно заниматься. А то, небось, уселись у телевизора, а девочку предоставили самой себе!
– Уела она тебя? – сказала жена, когда мама ушла. – Тоже мне воспитатель! И этот человек прожил восемьдесят лет!
– Тоже мне бином Ньютона! – ответил я. – А то я не понимаю таких простых вещей. Я и родителям что-нибудь оторвал бы, но когда в двенадцать часов ночи эта малая зараза забиралась на кресло, а потом прыгала буквально мне на голову или бегала с притопом… А я тогда работал и просыпался в пять утра. Не поспи нормально неделю-другую, я на тебя посмотрю. Рассудок говорит одно, а сердцу хочется другого. Когда были свои, я терпел. И возраст такой, что можно долго безнаказанно над собой издеваться, да и дети свои. Знаешь, за что терпишь.
– А поговорить с родителями?
– Думаешь, я тупой? Попробуй о чём-нибудь договориться с хамами. Ладно, наших детей я готов терпеть до смерти. Люсь, Машеров предложил мне заняться партийной работой, а я отказался.
– Правильно сделал. Насмотрелась я, как ты руководил. Не твоё это. И потом у тебя талант актёра и уйма других, которые придётся убить. Ты помрёшь от тоски, а я останусь матерью-одиночкой. Пусть сами работают, ты и так много сделал.
На следующий день нас пригласил Брежнев. Было воскресенье, и Вика находилась дома, поэтому девушки вместе с Викторией Петровной ушли агукать над дочерью, а мы с Леонидом Ильичом прошли в его кабинет.
– Никак не привыкну к тому, что нет Михаила, – вздохнул он. – Садись, не стой столбом. Расскажи, о чём говорили с Машеровым.
Я рассказал.
– Хорошая мысль, – одобрил он. – Что ты решил?
– В партию готов вступить хоть сейчас и помочь не отказываюсь, но учиться не буду и не должен нигде числиться.
– Что за блажь? – удивился он. – Ты понимаешь, что тебе предлагают? Тебе не придётся десятилетиями толкаться на низовых должностях. Несколько лет поможешь Машерову, и возьмём в аппарат ЦК. Потом поработаешь года три в каком-нибудь комитете и станешь секретарём…
– Не моё это! – сказал я, видя, что он меня не понимает. – Ну был я какое-то время начальником цеха и замом главного энергетика крупного завода, но с какой радостью я потом оттуда слинял! Не то чтобы не получалось, наоборот, но меня постоянно напрягало руководство. Нельзя бросить то, что доставляет радость, и работать из-под палки. И я буду страдать, и порученное дело. Люди ждут от меня книг, песен и фильмов, а я пошлю всё на… и притулюсь ближе к власти. Понятно, что не из-за самой власти, но всем-то этого не объяснишь! Потом хоть завали их шедеврами, всё равно многие будут помнить.
– Жаль, – сказал он. – Но заявление в партию напиши, это давно нужно было сделать.
– Вы прошли курс лечения? – спросил я. – Или продолжаете собираться?
– А я разве не говорил? – удивился он. – Три месяца назад сделали уколы. С нового года начинаем коммерческое лечение пациентов из-за рубежа. Мне говорили, что мы завалены заявками.
– Лишь бы в погоне за валютой не наплевали на собственных пациентов, – сказал я. – У нас это запросто.
– Не один ты такой умный, – проворчал он. – С самого начала предусмотрено, что лечение иностранцев будет проводиться в отдельных клиниках. Лекарства хватит на всех, пока не хватает оборудования.
Ещё немного поговорили, а потом я забрал семью, и мы уехали.
– Удивительный ребёнок, – сказал я о дочери, когда заходили в квартиру. – Она хоть раз кричала?
– Орала как резаная, когда родила, – засмеялась жена, – Отнеси её в детскую.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!