Граф Ноль. Мона Лиза овердрайв - Уильям Гибсон

Тик тем временем поднялся на ноги и принялся осторожно массировать руку.

– Господи, – выдохнул он, – я уж было решил, она мне ее напрочь из сустава вывернула.

– Она и вывернула, – сказал Колин, – но, уходя, так злилась, что позабыла сохранить изменения.

Кумико подошла к лошади поближе. Вблизи та и вовсе не походила на настоящую. Девочка коснулась лошадиного бока. Холодный и сухой, как старая бумага.

– И что нам теперь делать?

– Убираться отсюда. По коням! Кумико – вперед. Тик – назад.

Тик с сомнением поглядел на лошадь:

– Верхом на этом?

Больше в парке Уэно они никого не видели, хотя и скакали какое-то время в сторону зеленой стены, постепенно приобретавшей черты очень не японского леса.

– Но мы же должны быть в Токио, – запротестовала Кумико, когда они въехали в лес.

– Здесь все обрывками, – сказал Колин, – хотя вполне могу представить, что если поискать, то отыщется и какой-нибудь Токио. Однако, думается, я знаю точку выхода…

Тут он стал рассказывать ей о 3-Джейн, о Салли, об Анджеле Митчелл. Очень странная история.

На дальней стороне леса деревья казались просто огромными. Наконец они выехали на поле, заросшее высокой травой и полевыми цветами.

– Смотрите, – сказала Кумико, увидев сквозь ветви высокий серый дом.

– Да, – отозвался Колин, – оригинал находится где-то на окраине Парижа. Но мы почти на месте. Я имею в виду точку выхода…

– Колин! Ты видел? Женщина. Вон там…

– Да, – сказал он, не давая себе труда повернуть голову. – Анджела Митчелл…

– Правда? Она здесь?

– Нет, – ответил он, – пока еще нет.

И тут Кумико увидела планеры. Очаровательные, похожие на стрекоз конструкции подрагивали на ветру.

– Вам туда, – сказал Колин. – Тик отвезет тебя назад на одном из…

– Да ни за что, – запротестовал сзади Тик.

– Это ведь очень просто. Как будто работаешь с декой. В данном случае вообще одно и то же…

С Маргейт-роуд прилетели раскаты смеха и пьяные голоса, за которыми последовал звон бутылки, разбившейся о кирпичную стену.

Зажмурив глаза, Кумико неподвижно сидела в кресле и вспоминала, как планер взмыл в голубое небо и… и что-то еще.

Зазвонил телефон.

Глаза девочки тут же распахнулись.

Выпрыгнув из кресла, она промчалась мимо Тика, оглядела стеллажи с оборудованием в поисках телефона. Нашла его наконец и…

– Домосед, а домосед, – сказала Салли издалека; ее голос пробивался сквозь мягкий прибой статики, – что там у вас, черт возьми, происходит? Тик? С тобой все в порядке, приятель?

– Салли! Салли, где ты?

– В Нью-Джерси. Эй! Детка? Детка, что происходит?

– Я не вижу тебя, Салли! Экран пустой!

– Я звоню из автомата. Из Нью-Джерси. Что у вас случилось?

– Мне столько нужно тебе рассказать…

– Давай, – сказала Салли, – это ведь моя монетка.

Из высокого окна в дальнем конце чердака было хорошо видно, как горит ховер. Тут до Слика донесся все тот же многократно усиленный голос:

– ДУМАЕТЕ, ЭТО ЧЕРТОВСКИ ВЕСЕЛО, А? ХА-ХА-ХА, И МЫ ТОГО ЖЕ МНЕНИЯ! МЫ ДУМАЕМ: ВЫ, РЕБЯТА, ОФИГЕТЬ КАКИЕ ЗАТЕЙНИКИ, ТАК ДАВАЙТЕ ТЕПЕРЬ ПОВЕСЕЛИМСЯ ВМЕСТЕ!

Ничего не видно, только пламя над ховером.

– Мы просто уйдем, – сказала Черри у него за спиной, – возьмем воду, какую-нибудь еду, если она у вас есть. – Глаза у нее были красные, лицо залито слезами, но голос звучал спокойно. Слишком спокойно, на взгляд Слика. – Давай, Слик, что нам еще остается?

Слик обернулся к Джентри, ссутулившемуся на своем стуле перед проекционным столом. Сжимая руками виски, тот вглядывался в белую колонну, вздымающуюся посреди привычной радужной путаницы Муравейникова киберпространства. С тех пор как они вернулись на чердак, Джентри ни разу не пошевелился, даже слова не произнес. Каблук левого ботинка Слика оставлял на полу размытые темные следы – кровь Пташки; он наступил в лужу, когда они пробирались через цех Фабрики.

– Не смог сдвинуть с места остальных, – сказал вдруг Джентри, глядя на лежащий у него на коленях пульт дистанционного управления.

– Просто у каждого свой пульт, – ответил Слик.

– Пора спросить совета у Графа, – сказал Джентри, бросая пульт Слику.

– Я туда не пойду, – ответил Слик. – Иди сам.

– Нет необходимости, – отозвался Джентри, набирая что-то на встроенной в верстак клавиатуре; на мониторе возникло лицо Бобби Графа.

Глаза Черри широко распахнулись.

– Да скажите же ему, – начала она, – что ему скоро хана. Он кони двинет, если его не отсоединить от матрицы и не отправить прямиком в реанимацию. Он умирает.

Лицо Бобби на мониторе застыло. За его спиной резко обозначился фон: шея чугунного оленя, высокая трава с пятнами белых цветов, толстые стволы старых деревьев.

– Слышишь, ты, сукин сын? – заорала Черри. – Ты умираешь! В легких у тебя все больше и больше жидкости, почки отказывают, сердцу кранты… От одного твоего вида меня блевать тянет.

– Джентри, – сказал Бобби; его голос из крохотного динамика в боковой панели монитора был едва слышен, – не знаю, какой там у вас расклад, ребята, но я организовал небольшой отвлекающий маневр.

– Мы так и не проверили мотоцикл. – Черри обняла Слика за плечи. – Даже не пошли посмотреть. Может, он на ходу.

– Что это значит – «небольшой отвлекающий маневр»? – освобождаясь от ее рук, спросил Слик и уставился в монитор.

– Я еще работаю над этим. Я ввел новый маршрут в программу автоматического грузовоза «Борг-Уорд», который недавно вылетел из Ньюарка.

Слик оторвался от Черри.

– Ну что ты сидишь, сделай хоть что-нибудь! – заорал он Джентри.

Тот поднял глаза, но в ответ лишь медленно покачал головой. Слик почуял первые признаки нового приступа корсаковского синдрома – отшелушиваясь, теряли очертания и исчезали крохотные частички памяти.

– Никуда он не пойдет, – ответил за ковбоя Бобби. – Он нашел Образ. А теперь просто хочет посмотреть, во что все это выльется. Каков будет конец. К вам уже едут одни люди… в некотором смысле друзья. Они освободят вас от «алефа». А я пока займусь этими сукиными детьми снаружи.

– Не собираюсь я тут торчать и смотреть, как ты подыхаешь! – взвыла Черри.

– А тебя никто и не просит. Мой вам совет – выбирайтесь отсюда. Дайте мне двадцать минут, и я их отвлеку.