Дублинцы - Джеймс Джойс

Церковь была залита тусклым, багровым светом, сочившимся сквозь опущенные занавеси, а в щель между крайней занавесью и оконной рамой проникал луч бледного света, вонзаясь, словно копье, в медные выпуклости канделябров у алтаря, которые поблескивали, как помятые в битвах ангельские доспехи.

Дождь лил на часовню, на сад, на колледж. Он мог бы лить так бесконечно, беззвучно. Вода будет подниматься дюйм за дюймом, затопит траву и кусты, затопит деревья и дома, затопит памятники и вершины гор. Все живое беззвучно захлебнется – птицы, люди, слоны, свиньи, дети – трупы, беззвучно плавающие посреди груд обломков мировой катастрофы. Сорок дней и сорок ночей будет лить дождь, покуда вода не затопит лица земли.

Так может быть. А почему нет?

– Преисподняя расширилась и без меры раскрыла пасть свою. Слова эти, дорогие мои младшие братья во Христе, из книги пророка Исайи, глава пятая, стих четырнадцатый. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Проповедник достал часы без цепочки из внутреннего кармана сутаны и одно мгновение глядел молча на циферблат. В молчании он положил их перед собой на стол.

Ровным голосом он начал:

– Вы знаете, дорогие мои друзья, что Адам и Ева – наши прародители, и вы помните, что Бог сотворил их, дабы вновь заполнилось место, опустевшее на небесах после падения Люцифера и восставших с ним ангелов. Люцифер, как сказано нам, был сын зари, денница, ангел сияющий и могущественный; однако же он отпал – отпал, и отпала с ним треть небесного воинства – отпал и низвергнут был вместе со своими восставшими ангелами во ад. Каков был грех его, мы не знаем. Богословы полагают, что это был грех гордыни, греховный помысл, родившийся в некое мгновение: поп serviam – не буду служить. Это мгновение погубило его. Он оскорбил величие Господа греховным помыслом одного мгновения, и Господь низверг его с неба в преисподнюю на веки вечные.

– Тогда Господь сотворил Адама и Еву и поселил их в Эдеме, в долине Дамасской, в чудесном саду с изобилием роскошных растений, в саду, сияющем светом и всеми красками. Плодородная земля оделяла их своими дарами – звери и птицы служили и повиновались им – и они не ведали тех зол, кои наследует наша плоть, болезней, нужды и смерти, – Господь великий и щедрый для них сделал все, что мог сделать. Но одно условие им поставлено было Богом – повиновение Его слову. Они не должны были вкушать плоды от запретного древа.

– Увы, дорогие друзья мои, они тоже пали. Сатана, некогда ангел сияющий, сын зари, а ныне коварный враг, явился им во образе змея, хитрейшего из всех зверей полевых[98]. Он завидовал им. Падший с высот величия, не мог он вынести мысли, что человек, персть земная, будет обладать тем наследием, которое сам он во грехе своем утратил навеки. Он пришел к жене, ибо была она сосудом слабейшим, и, влив яд речей своих ей в уши, посулил ей – о, святотатственный посул! – что если она и Адам вкусят запретного плода, то станут как боги, станут как Сам Создатель. И подалась Ева на обман первоискусителя. Она вкусила от яблока и дала также его Адаму – а у того недостало духа устоять против нее. Ядовитый язык сатаны сделал свое дело. Они пали.

– И тогда в саду раздался глас Бога, призывающего тварь Свою, человека, к ответу. И Михаил, предводитель небесного воинства, с огненным мечом в руке, явился перед преступной четой и изгнал их из рая в мир, в мир нужды и болезней, жестокости и неправды, труда и лишений, дабы в поте лица добывали они хлеб свой. Но даже и тогда насколько милосерден был Бог! Сжалился Он над нашими несчастными падшими прародителями и обещал, что, когда исполнится час, Он пошлет с небес на землю Того, Кто искупит их, вновь сделает их чадами Божьими, наследниками царства небесного: и тем Искупителем падшего человека предстояло быть единородному Сыну Божию, Второму Лицу Пресвятой Троицы, Вечному Слову.

– Он пришел. Он родился от Пречистой Девы Марии, девы-матери. Он родился в Иудее во убогом хлеву и жил смиренным плотником тридцать лет, пока не наступил час Его служения. Тогда, преисполненный любви к людям, Он выступил и воззвал, дабы они выслушали новую весть от Бога.

– Слушали ли они Его? Да, слушали, но не слышали. Его схватили и связали как какого-нибудь преступника, насмехались над Ним как над безумцем, предпочли Ему разбойника с большой дороги, бичевали Его пятью тысячами ударов, возложили на Его главу терновый венец; чернь иудейская и римская солдатня волокли Его по улицам, сорвали с Него одежды и пригвоздили к кресту, пронзили Ему ребро копьем, и из раненого тела нашего Господа истекли кровь и вода.

– Но даже и тогда, в этот час величайшей муки, наш Милосердный Искупитель явил жалость к роду людскому. Там, на Голгофе, основал Он святую католическую церковь, которую по Его обетованию не одолеют врата адовы. Он воздвиг ее на вековечной скале и наделил ее Своею благодатью, таинствами и бескровною жертвою, и обещал, что если люди будут послушны слову церкви Его, то внидут в жизнь вечную, но если и после всего, содеянного для них, будут они коснеть во грехах – уделом их станут вечные муки: ад.

Здесь голос проповедника упал. Он сделал паузу, сложил на мгновение ладони, потом разнял их. И продолжал речь:

– Теперь попробуем на минуту представить, насколько сможем, что же такое эта обитель про́клятых, созданная правосудием Божиим для вечной кары грешникам. Ад – это тесная, мрачная, смрадная темница, обитель бесов и погибших душ, полная пламени и дыма. Теснота темницы по плану Божию должна служить наказанием для тех, кто не желал подчиняться Его законам. В земных тюрьмах несчастный узник имеет хотя бы некоторую свободу движений, пускай лишь в четырех стенах камеры или в мрачном тюремном дворе. В аду и этого нет. Там, из-за великого множества осужденных, пленники нагромождены все вместе в своей ужасной тюрьме, у которой толщина стен, как говорят, достигает четырех тысяч миль, и они там стиснуты и беспомощны до такой крайности, что, как свидетельствует блаженный святой, святой Ансельм, в книге о подобиях, они даже не могут отогнать червей, гложущих их глаза.

– Они лежат во тьме внешней[99]. Ибо, запомните, огнь адский не дает света. Как по велению Божию огнь печи Вавилонской утратил свой жар, однако не свет, так же по Божию велению огнь преисподней, сохраняя всю силу жара, пылает в вечной тьме. То вечно бушующий ураган тьмы, темных языков пламени и темного дыма горящей серы, и в этом урагане до тел, нагроможденных грудами друг на друга, не достигает ни единого глотка воздуха. Из всех казней, коими поразил Господь землю Фараонову, одна лишь только казнь тьмой была названа ужасною. Каким же именем может тогда быть названа тьма адская, которой суждено длиться не три дня, но веки вечные?

– Ужас этой тесной и темной тюрьмы усиливается еще от ее чудовищного смрада. Сказано, что вся грязь земная, все нечистоты и отбросы мира будут стекаться туда, словно в бездонную сточную яму, когда очистительное пламя судного дня охватит мир. К тому же сгорающие там огромные массы серы тоже наполняют всю преисподнюю нестерпимым смрадом, и самые тела осужденных издают настолько тлетворное зловоние, что даже единого из них, как говорит святой Бонавентура, достаточно, чтобы отравить весь мир. Сам воздух нашего мира, эта чистейшая стихия, становится смрадным и удушливым, когда долго застаивается. Подумайте же, какова должна быть смрадность адского воздуха. Вообразите зловонный разложившийся труп, который лежал и гнил в могиле, превращаясь в студенистую массу, в липкую и гнойную жижу. Вообразите, что этот труп предается огню, пожирается пламенем горящей серы и испускает кругом густой, удушливый дым омерзительного и тошнотворного разложения. И теперь вообразите этот невыносимый смрад усиленным в миллионы и миллионы раз за счет бессчетных миллионов и миллионов зловонных останков, сваленных грудами в вонючей тьме, – неимоверный разлагающийся, гниющий нарост человеческого дикого мяса. Вообразите все это, и у вас будет некоторый образ жуткого смрада преисподней.