Демонология Сангомара. Искра войны - Д. Дж. Штольц

* * *

Спустя две недели.

Он, Ариф из Бахро, потомственный демонолог, никогда ранее не видел существ, на изучение которых потратил половину своей жизни. Когда-то он, возможно, и отдал бы половину своей жизни, лишь бы увидеть истинное дитя Гаара, но сейчас он проклинал свою профессию, проклинал это великолепное тело молодого безголового мужчины в расцвете сил, по которому бежала, извиваясь, густая и живая кровь.

Шла третья неделя заточения демонолога в особняке Иллы Ралмантона.

Первые дни мастер Ариф, которого привезли в особняк в строжайшем секрете и заперли вместе с могущественным советником и его наемником, наблюдал лишь мертвеца без головы. Голова, кстати, лежала рядом, жуткая и застывшая в маске удивленного горя. Записи делать запретили, но мастер смог убедить Иллу Ралмантона, что наблюдение необходимо прежде всего для понимания, когда можно будет передать дар, а потому Арифу все-таки выдали пергамент, чернила и маленький столик. И он, запертый невольник, вместе с Викрием, которому тоже запретили покидать комнату и постелили в углу лежанку, теперь пребывал в заточении у богатого господина.

Илле было хуже день ото дня. Язвы его, опаленные огнем, не хотели восстанавливаться, а тело, изношенное из-за боли и страдания, перестало сопротивляться смерти. Но Илла, при всех его болезнях, был хитер и расчетлив, а потому, когда Ариф сослался на то, что ему надобно взять инструменты из башни Ученого Приюта, вместо него послали наемника. Еще позже Ариф затребовал книгу из уцелевшей библиотеки башни Ученого Приюта, да книгу не простую, а ту, которую знает только он – «Санкритры Хор’Афа, пятая ступень изучения». Но и тут ему пришлось объяснять, где лежит труд, чтобы наемник с рыбьим взглядом принес его.

Тогда Ариф, будучи человеком знающим, но бесхитростным, понял, что консул не просто укрывает величайшую ценность, которая лежала у него в спальне, но и в дальнейшем не собирается говорить о ней. Убьет ли он тех, кто участвовал в передаче дара? Или оставит в живых? Ариф боялся за себя, за свою семью, но ему льстили, предлагали огромные деньги, и, в конце концов, ему ничего не оставалось, как подчиниться.

И вот в который раз он онемевшим и измученным языком подбирал на Хор’афе обращение к телу молодого мертвеца, который покоился на ложе нагой. Мертвец был красив, высок, ладно скроен, и, не будь Ариф затворником-ученым, он бы узнал в нем веномансера Юлиана.

Старик Илла умостился рядом, тяжело дыша.

– Продолжай, – приказал он.

Ариф, обернувшись сначала на спящего Викрия, который устал после дежурства у кровати Консула, а потом и на безмолвного наемника, у которого, казалось, рука приросла к ножнам с кинжалом, снова начал шептать.

– О, великий дар, спящий в этом теле, – заговорил он ясным голосом. – Покинь это бренное тело и перейди в более достойное, готовое принять тебя с величием.

Маг поманил к себе кровь через срез на шее, и кровь, густая и живая, потянулась к пальцам Арифа. Тут же Илла в жадном порыве подал свою дряхлую длань, где на запястье был разрез, и Ариф, шатающийся от усталости, ибо это была попытка если не тысячная, так сотая точно, поднес запястье советника к кровавой змее.

– Перейди в новую оболочку, о, великий дар, и обрети плоть, – продолжал чародей.

Кровавая змея извернулась, повиснув в воздухе, оплела трясущуюся от нетерпения руку старика Иллы и коснулась разреза на его запястье. Однако уже в который раз она вдруг резко отдернулась и снова скрылась в теле мертвеца, как порой живая змея прячется в норе. Дар остался в Юлиане. Илла стиснул зубы.

– Ты говоришь что-то не то. В конце делаешь что-то не то!

– Достопочтенный… – сказал Ариф, – Хор’Аф сложен и многогранен. Возможно… – демонолог тяжело вздохнул. – Возможно нужно имя…

– Чье?

– Прошлого хозяина. Или что-то еще. Вы правы, не хватает какого-то компонента в обращении.

– Ты уже называл его имя! – захрипел Илла в ярости. Терпение его, как и жизненные силы, иссякали.

– А настоящее ли оно? – осторожно заметил маг.

– Думай! Думай, если хочешь выйти отсюда живым! Умру я – умрете и вы оба!

И советник, вернувшись на свое огромное ложе, свернулся от боли клубком на сбитых простынях, кашляя и харкая кровью. К нему тут же подошел преданный Тамар и передал платок, на что Ариф мрачно вздохнул.

Демонолог уже как с две недели жил здесь, запертый от всего мира, и оттого, будучи ученым наблюдательным, стал замечать за наемником много странностей. Эти наемники с Раума вообще были редкими птицами, потому что сама их гильдия, служащая богу хитрости и подлости, действовала столь скрытно, что никто точно не знал, уж не они ли приложили ли руку к очередному убийству. Тем более, как водится, многие наемники носили на шеях дорогостоящие амулеты, которые после смерти тела заставляли его сгорать дотла. Поэтому, конечно, никто о них ничего не знал.

У Тамара не наблюдалось никаких проблесков сознания, будто и не он управлял телом. Тамар спал очень мало, и Ариф подозревал, что дело не в тренированности, а в особенностях организма. Тамар был страшно худ, хотя двигался и резко. А еще он скрывал свое тело за просторными туниками и шароварами. Этот головорез с Раума был крайне непрост при всей своей внешней простоте, и Ариф дрожал от любопытства и отвращения одновременно, когда в его голове родилось предположение.

Размышления демонолога с Бахро прервал Илла Ралмантон. И, вздохнув, он снова и снова, до тошноты, стал повторять слова обряда. Но в какой-то момент, стоило лишь ошибиться в ударении или слове, кровь, которая была вот-вот готова покинуть тело мертвеца и уже подползала в разрез на запястье советника, вдруг возвращалась назад.

* * *

В один из дней дверь поутру открылась, осветив темную комнату, и Тамар ступил к кровати, на которой возлежал Илла Ралмантон.

– Королева… – сказал наемник.

– Что королева? Приехала?

И советник прислушался к шуму за окном, приподнялся на высоких подушках. Где-то за стенами особняка ржали кони, скрипела по свежевыпавшему снегу повозка, в которой, вероятно, сидела со своей свитой королева Наурика.

– Да. Она желает присоединиться к вам в молитвах по утере вашего сына и почтить таким образом его память.

– Безмозглые женщины… – прошипел Илла, обплевывая себя кровью, которая потекла у него из носа от движения. – Королевство едва не рухнуло, а у них лишь любовь на уме. Нечем ей больше заняться, сокроватника она оплакивает! Сообщи ей, что мое горе не позволяет сейчас никого принять!

– Сообщали. Но она все равно желает увидеться.

– Откажи! Не пускай ее сюда, Тамар!

– Знаю. Я лишь уведомил.

И Тамар пропал в коридоре, отдавая приказ майордому, который топтался за порогом, но ничего не слышал из-за разложенных по спальне артефактов. И вот уже сам майордом пошел к королеве, упал перед ее повозкой на колени и сообщил, что, дескать, хозяин так сильно горюет по потере своего любимого сына, что не хочет никого видеть. Пусть даже этот кто-то будет священная особа королевской крови. Илла Ралмантон, достопочтенный консул, просит прощения, но также просит и понять его горе, которое сейчас невообразимо велико.