Дневник самоходчика. Боевой путь механика-водителя ИСУ-152. 1942-1945 - Электрон Приклонский

На дорогах опрокидываем и крушим все имеющее отношение к войне и то, что пытается удирать от нас; гражданские машины задерживаем, сливаем бензин на снег.

Во второй половине дня мне было приказано взять на буксир колесный бронетранспортер, в котором ехал, корчась от сильной боли, командир полка (у него обострение язвы желудка). Жалея нашего подполковника, веду машину как можно аккуратней, стараясь поменьше дергать. Вечером, в сгустившихся сумерках, переезжаем узкую и скользкую дамбу. Слева по ходу – ледяная поверхность водохранилища, справа – откос плотины, круто уходящий вниз метров на шесть-семь. Водитель бронетранспортера не сумел удержать своей машины на раскатанной, с заметным наклоном вправо дороге, проложенной по дамбе. Транспортер соскользнул под обрыв, перевернулся и повис на тросе. Самоходка моя, волоча БТР за собою, едва и сама не загремела вниз, потому что идущая впереди машина Панасенко забуксовала и загородила мне путь. И вдруг на дамбе передо мною стало пусто: Панасенко, зверски газуя и рассыпая снопы красных искр из выхлопных патрубков, сполз-таки юзом на правый край плотины и – закувыркался по откосу. Самоходка его легла на сухое дно (счастье еще, что не на лед!) вверх гусеницами, которые продолжали бешено мелькать в воздухе. Одна из наших машин, уже перебравшаяся на тот берег, спустилась в овраг и с помощью буксирного троса принялась кантовать Панаса: сперва с башни на левый борт, затем с левого борта осторожно поставила его «на ноги». Удивительнее всего было то, что экипаж остался жив и почти невредим (сильно ушиб спину один лишь замковый).

Сам Лешка с изумлением на рябом лице поведал нам на сторожком ночлеге, как он, оглушенный падением и сбитый с толку кувырканием, долго и тщетно нащупывал рукоятку сектора газа где-то под крышей башни, пока до него не дошло, что все водительское хозяйство почему-то не под ногами у него, а над головой. На это ехидный Нил не преминул вставить шпильку, сказав с усмешкой, что с его, Лехиным, опытом исполнения акробатических номеров можно было бы перестать «сверкать пятками» минуты на три раньше (Панас переворачивается уже второй раз за несколько дней).

Начиная с рассвета то и дело настигаем и обгоняем бесконечные обозы эвакуируемых жителей. Возницы, заслыша рев танков, предусмотрительно уводят подводы за обочину. Сытые, запряженные парами, тяжелые гнедые кони с мохнатыми повыше копыт ногами (такие же ходят у немцев в артиллерийских упряжках). Длинные фуры, нагруженные доверху домашним скарбом, прикрыты брезентом или полукруглой брезентовой крышей, которая натянута на каркас из толстых изогнутых ивовых прутьев. На каждой телеге, впереди слева, прибита аккуратная бирка с полным именем и адресом хозяина (крайс, штадт или дорф) и, конечно, с номером. Немецкий дотошный порядок. Иногда подводы стоят брошенные прямо посреди дороги, и тогда после прохождения танковой колонны долго вьется в воздухе легкий белый пух из разорванных перин.

– Ишь ты, господа, любят мягко поспать! – ворчливо констатирует Палыч. – И сколько ж утей сожрать нужно, чтобы этакую наволоку пухом набить?

Потом шоссе совершенно опустело, и колонна неслась вперед, не сбавляя скорости. Километрах в двух от какого-то населенного пункта нам повстречался «Опель-капитан». Занимаю самоходкой самую середину дороги, но Дмитрий Яковлевич, стоящий на лобовой броне, слева от смотрового люка, отчаянно замахал рукой перед моими глазами, приказывая принять вправо. Ослушаться нельзя, и низенький «Опель» проскакивает мимо. Успеваю заметить за ветровым стеклом автомашины не нашу военную одежду и перепуганные лица мужчин, которые исхитрились втиснуться в маленькую машинку впятером или даже вшестером, и тотчас останавливаюсь. Спохватившийся командир приказал открыть огонь. Оба наших автоматчика, а мгновением позже и Костылев ударили из автоматов вслед улепетывающему автомобильчику, но было уже поздно. Не успели мы после этого конфуза пройти вперед и километра, как навстречу мчится наш вездеход с мотострелками.

– Легковушку фрицевскую не встречали?

– Прошла мимо.

– Эх вы!.. – не очень вежливо упрекнул нас офицер, сидящий рядом с водителем, и гаркнул: – Жми на всю железку!

Вездеход, лязгнув гусеницами, ринулся в погоню, а мы, обогнув из осторожности деревню, въехали на ее западную окраину и стали в засаду между двух каменных сараев во дворе, наведя пушку на выход дороги из рощи, темнеющей метрах в пятистах среди чистого белого поля.

Кроме командира и наводчика, остальные члены экипажа «спешились». Костылев и Семенов вошли в брошенный жителями дом поискать съестного, а Капля с Рубилкиным выдвинулись по приказу командира вперед для наблюдения за дорогой и рощей. Похоже, что мы здесь пока одни. Обойдя машину кругом и убедившись, что ходовая часть в порядке, пересекаю двор направо и становлюсь за изгородью, которая отделяет усадьбу от улицы. Тоже наблюдаю. Не успел как следует осмотреться – зафыркал мотор, и слева из-за сарая на улице появился «Опель», похожий на первый, но теперь уже с двумя военными. Не сводя глаз с автомашины, нащупываю в кармане комбинезона рукоятку ТТ и большим пальцем опускаю предохранитель. Машина, пробуксовывая узкими колесами на скрипучем снегу, медленно приближается. Изгородь достает мне до середины груди, и, наверное, поэтому они заметили меня не сразу, а когда почти поравнялись с калиткой во двор. Напряженно выпрямившись на сиденьях, оба (это были немцы, хотя я втайне и надеялся, что кто-то из наших обкатывает трофейную технику) повернули, как по команде, головы в мою сторону, словно приветствуя начальство, только руки водителя продолжали покручивать баранку влево-вправо, следуя вихляниям передних колес по снежной колее. Сидящий рядом с водителем офицер, втянув шею в меховой воротник, проплыл в двух метрах от изгороди, стеклянно-пронзительно глядя мне в глаза, а его побелевшие в суставах пальцы судорожно сжали автомат, лежащий на коленях.

Оцепенение мое прошло, когда машина отъехала на несколько метров. Ф-фу, черт! «Храбро» стреляю вслед, но пуля только разбила заднее стекло, и машина прибавила скорости. Вспоминаю наконец про Ф-1 в левом кармане. Кидать пришлось левой рукой, так как мешал дом. Граната с хряском разорвалась на дороге, задок «Опеля» сильно подпрыгнул, но автомашина не остановилась. Почти сразу после взрыва застрочили автоматы Капли и Рубилкина. Как же ребята могли «проспать»? А «Опелю» оставалось одолеть меньше половины расстояния до перекрестка, где улица пересекала шоссе. И вдруг из-за угла выскочила и резко тормознула тридцатьчетверка, густо облепленная десантниками. С нее тоже раздались автоматные очереди. Автомашина рыскнула влево, застряла, распахнулись одновременно обе дверцы. Шофер вывалился головой вперед и больше не шевелился, а офицер в долгополой шинели, делая зигзаги и пригибаясь, обогнул машину и исчез между домиками на левой, противоположной, стороне улицы.

Тридцатьчетверка, возникшая на какое-то мгновение, словно в кинокадре, в просвете между домами, исчезла, торопясь куда-то по своим делам, а оба наших автоматчика бросились наперехват немцу. Он уже резво бежал через поле, хотя ему и мешал глубокий рыхлый снег. Потом он упал, очевидно задетый пулей, и пополз сперва быстро, глубоко вспахивая снег головой и плечами, спеша укрыться в недалекой редкой роще, но постепенно движения его сделались медленнее и неувереннее. Ребята, стреляя с руки и тоже проваливаясь в сугробы до колен, под углом приближались к беглецу. Проворный коротышка Капля явно обгонял своего товарища. Вдруг фашист приподнял голову и полулежа вскинул правую руку с пистолетом, однако автоматная очередь опередила.