Эпоха надзорного капитализма. Битва за человеческое будущее на новых рубежах власти - Шошана Зубофф

Я обещала завершить эту работу. Это обещание – мой флаг, установленный в будущем времени. Оно представляет мою приверженность построению будущего, которое не настанет, если я решу отказаться от своего обещания. Этого будущего не будет без моей способности сначала представить себе его факты, а затем пожелать воплотить их в жизнь. Я – червь, решительно и целеустремленно ползущий по дистанции от «сейчас» к «потом». Каждый крошечный кусочек территории, который я пересекаю, присоединяется к известному миру, по мере того как мои усилия перерабатывают неопределенность в факты. Если я откажусь от своего обещания, мир не рухнет. Мой издатель переживет аннулирование нашего контракта. Вы найдете себе множество других книг, которые можно почитать. Я займусь другими проектами.

Мое обещание, однако, – как якорь, который наделяет меня силой, позволяющей мне устоять перед капризами настроений и искушений. Это продукт моей воли к воле и компас, направляющий мой путь к желаемому будущему, которое еще не стало реальностью. События могут рождаться из источников энергии, лежащих вне моей воли и внезапно изменять мой курс, и я не буду в состоянии ни предсказывать их, ни контролировать. Собственно говоря, такое уже бывало. Несмотря на эту уверенность в неопределенности, я не сомневаюсь, что свободна. Я могу обещать создать будущее, и я могу сдержать свое обещание. Если книге, которую я задумала, суждено в будущем существовать, то это может произойти лишь потому, что у меня есть воля к воле на это. Я живу посреди пространного ландшафта, который уже включает в себя будущее, которое только я могу вообразить и наметить. В моем мире эта книга, которую я пишу, уже существует. Выполняя свое обещание, я делаю это явным. Этот акт воли – моя заявка на жизнь в будущем времени.

Сделать обещание – значит предсказать будущее; выполнение обещания актом воли превращает это предсказание в реальность. Наши сердца качают кровь, наши почки фильтруют эту кровь, а наша воля творит будущее, терпеливо нащупывая каждое новое предложение или делая каждый новый шаг. Так мы заявляем о своем праве говорить от первого лица в качестве авторов своего будущего. Философ Ханна Арендт посвятила целую книгу исследованию воли как «органа для будущего», подобно тому как память – наш ментальный орган для прошлого. Воля важна своей уникальной способностью иметь дело с вещами, «видимыми и невидимыми, которых никогда не было вовсе И точно так же, как прошлое всегда предъявляет себя уму под видом определенности, основная характеристика будущего – его глубинная неопределенность, вне зависимости от того, насколько велика вероятность предвидимого». Когда мы думаем о прошлом, мы видим только объекты, но взгляд в будущее приносит с собой «проекты», вещи, которым еще только предстоит быть. Имея свободу воли, мы предпринимаем действия, которые всецело зависят от нашей решимости довести наш проект до конца. Это действия, которые мы могли бы «с таким же успехом не делать», если бы не наши обязательства. «Несвободная воля – заключает Арендт, – это противоречие в определении»[874].

Воля – это орган, с помощью которого мы вызываем к существованию свое будущее. Метафора воли, которую использует Арендт, – ментальный орган для нашего будущего – предполагает, что она нечто встроенное в нас: органичное, внутреннее, неотчуждаемое. Моральные философы называют ее «свободной волей», потому что она – человеческий ответ страху перед неопределенностью, удушающему исходное действие. Арендт называет обещания «островками предвидимости» и «путеводными знаками [надежности]» в «море неопределенности». Они, утверждает она, – единственная альтернатива совсем другому способу «введения чего-то вроде порядка в дела человеческого сосуществования», который опирается на «овладение собой и господство над другими»[875].

О понятии свободной воли споры идут столетиями, но слишком часто их результаты сводились к тому, что наши собственные изъявления воли приглушались, как будто мы стесняемся утверждать этот самый фундаментальный человеческий факт. Я признаю свой прямой опыт свободы как неприкосновенную истину, которую нельзя свести к бихевиористскому пониманию жизни как чего-то неизбежно вероятностного и случайного, формируемого внешними стимулами, о которых я ничего не знаю и на которые не могу повлиять, и сопровождаемого иррациональными и ненадежными психическими процессами, которых я не могу ни распознать, ни избежать[876].

Американский философ Джон Сёрль, идеи которого о «декларациях» мы рассматривали в главе 6, в своем исследовании «свободы воли» приходит к аналогичным выводам. Он указывает на «причинный разрыв» между основаниями совершить то или иное действие, и его совершением. У нас могут быть веские основания что-то делать, замечает он, но это не обязательно означает, что мы так и сделаем. «Традиционное философское название этого разрыва – „свобода воли“». Размышляя о «сомнительной истории» этой концепции, он говорит:

Свобода воли – это тот экзистенциальный скелет, который несет на себе моральную плоть каждого обещания, и когда я настаиваю на верности ей, то это не потворство ностальгии или произвольное предпочтение доцифровой жизни как чего-то более подлинно человеческого. Это единственный вид свободы, который мы можем гарантировать себе, невзирая на всю мощь энтропии или инерции, и независимо от сил и страхов, которые пытаются свести время к вечному бою с воображаемым противником, снова, и снова, и снова. Этот скелет – необходимое условие существования цивилизации как «моральной среды», которая благоприятствует достоинству личности и уважает уникально человеческие способности к диалогу и решению проблем. Любой человек, идея или практика, которые ломают этот скелет и разрывают эту плоть, лишают нас будущего, авторами которого были бы наши «я» и наше «мы».

Эти принципы – не диковинные безделушки, которыми выставляет их Хэл Вэриан и ему подобные. Это с трудом завоеванные достижения, которые кристаллизовались в течение тысячелетий человеческой борьбы и жертв. Наша свобода процветает только тогда, когда у нас есть непоколебимая воля сомкнуть разрыв между обещанием и его выполнением. В этом действии подразумевается утверждение о том, что я своей волей могу повлиять на будущее. Разумеется, оно не подразумевает полной власти над будущим, только над моей его частью. Таким образом, утверждение свободы воли утверждает также право на жизнь в будущем времени как условие подлинно человеческой жизни.