Императрица семи холмов - Кейт Куинн

Глаза Фаустины вновь наполнились слезами, но она из последних сил делала мужественное лицо.

– На самом деле, ты ведь так не думаешь, – прошептала она.

Тит отвел взгляд.

– Мне лучше уйти. – Да, так действительно будет лучше, прежде чем весть о смерти Траяна погрузит Рим в состояние безумия.

Лишь бы она не расплакалась, лишь бы не стала хватать его за руку, не стала бы умолять, чтобы он остался. И верно. Фаустина гордо вскинула голову и лишь протянула руку, чтобы поправить складки на его тоге. Увы, все обернулось еще хуже. Сделав шаг ему навстречу, она взяла его лицо в свои ладони и припала к его губам в поцелуе. Его руки тотчас обхватили ее за талию, и ее губы раскрылись навстречу его губам, словно лепестки розы.

«Прекрати», – подумал Тит, однако продолжил жадно пить нектар с ее губ, понимая, что совершает непростительную ошибку. Его руки скользили по ее телу – по тонкой талии, по холмикам грудей, по шелку волос. Она же в ответ всем телом прижалась к нему, отдавая себя его ласкам. В следующую секунду платье соскользнуло с ее плеча, и его губы ощутили теплый шелк ее кожи. Фаустина едва слышно что-то прошептала, увлекая его за собой, пока они не уперлись в стену дома, где их никто не мог увидеть, ни из сада, ни из атрия. Затем мгновение – платье соскользнуло со второго плеча. Тит с головой окунулся в исходивший от нее аромат гиацинтов.

На противоположной стороне доме стукнул ставень – кто-то открыл там окно, затем до Тита донеслись женские рыдания. Наверно, одна из рабынь, убирая комнату, оплакивает своего господина, подумал он и тотчас же устыдился самого себя. «Не прошло и часа, как я узнал о смерти императора, и вот теперь я раздеваю его внучатую племянницу! Более того, дочь Марка Норбана…»

Фаустина тоже притихла в его объятиях, как будто внезапно поняла, что кроме них двоих существует еще целый мир, и этот мир напугал ее.

– Мой отец мертв, – прошептала она сдавленным голосом и прижалась щекой к груди Тита. Он нежно обнял ее за плечи. С другой стороны дома вновь донесся стук ставень – на этот раз кто-то захлопнул окно – и очередной всхлип. Должно быть, все та же рабыня. Впрочем, вскоре в сад на поиски Фаустины пришлют еще кого-нибудь. Он осторожно отстранил ее от себя. Как ни странно, это далось ему даже с большим трудом, чем оторваться от ее губ.

– Ты рассчитывала соблазнить меня, чтобы потом я был вынужден на тебе жениться? – голос Тита прозвучал на удивление твердо. Тем временем его рука вернула ей на плечи платье. – Боюсь, из этого ничего не выйдет.

– Не то, чтобы рассчитывала, – ответила Фаустина, глядя ему в глаза, – но, с другой стороны, почему бы нет?

Тит окинул ее взглядом: светлые волосы выбились из прически, губы распухли от поцелуев, глаза покраснели от слез. Но вот голос был тверже стали.

– Я никому тебя не отдам, Тит.

– Но ведь мне грозит смерть! Неужели ты этого не поняла? – бросил он ей. – Как только на голову ее дорогого Публия возложат императорский венец, Плотина начнет сводить старые счеты. Вскоре в глухую полночь ко мне в дом вломится банда головорезов. Фаустина, умоляю тебя, хотя бы раз в жизни прислушайся к совету: держись от меня как можно дальше.

– Ни за что не поверю, что тебе нравятся покорные женщины, Тит. Сабина ведь всегда поступает всем наперекор и неизменно добивается своего. И я тоже. Может, в остальном между нами мало общего, но эта черта нас роднит.

Тит отвернулся, машинально то сжимая, то разжимая край помятой тоги. Глаза его горели, как будто в них швырнули пригоршню песка. Он все еще ощущал вкус ее губ, вкус шелковистой кожи ее плеча.

– Возможно, ты прав, – сказала Фаустина, обнимая его сзади за талию и прижимаясь горячей щекой к его спине. – Возможно, Адриан не оставит тебя в живых. Но самое худшее, Тит, что может случиться со мной, это то, что я останусь богатой вдовой. Он не посмеет причинить мне зло. По крайней мере пока женат на моей сестре. И если эта банда головорезов вломится в глухую полночь к тебе в дом, они…

Тит усмехнулся. На какой-то миг ему в голову закралась мысль о бегстве. Действительно: может, стоит, взяв с собой Фаустину, бежать из Рима? Например, в Британию или Испанию. Да куда угодно. С другой стороны, разве скроешься, если твой злейший враг – властелин всего мира?

Тит повернулся и вновь заключил Фаустину в объятия.

– Я люблю тебя, Анния Галерия Фаустина.

В тусклом свете сумерек они прижались друг к другу.

«Уходи, – приказал себе Тит. – Немедленно уходи. Ты ведь сам это прекрасно знаешь».

Увы, он словно прирос к земле. Ведь как уйти, если руки Фаустины крепко, словно канаты, обхватили его за талию, удерживая на одном месте.

– Скажи, что бы ты предпочла, – спросил он у нее. – Простое железное кольцо или новомодное золотое?

– Простое железное, – ответила Фаустина, поднимая голову от плеча Тита, и одарила его грустной улыбкой. – Железо – прочный металл. Оно живет долго. Вот и мы тоже. Мы тоже проживем долго и состаримся вместе. Вот увидишь, Тит, Адриан не посмеет тебя убить. И если мы с тобой поженимся, мне не грозит остаться вдовой. Наоборот, тем самым ты спасешь себя. Пока ты будешь его шурином, Адриан не посмеет прикоснуться к тебе даже пальцем.

Тит не стал с ней спорить. Фаустина же вытерла глаза и еще пару минут отчитывала его за малодушие.

– Тебе придется купить мне что-нибудь дорогое, чтобы загладить его, – шутливо заявила она.

Но Тит почти не слушал, пожирая ее глазами.

Одни боги ведают, сколько он сможет наслаждаться ею, когда они поженятся. И кого подошлют к нему, чтобы забрать его жизнь.

Викс

На следующий день после прибытия в Селинус мой новый император послал за мной. Нет, не мой, а просто новый император. Этот высокомерный ублюдок Адриан никогда не станет моим императором, правь он хоть тысячу лет. Я отсалютовал ему, переступая порог кабинета, наскоро набитого роскошью. Адриан сидел, лениво откинувшись на подушки кресла, бородатый, в черной тоге. Он читал какое-то письмо, а сам тем временем диктовал другое стоящему рядом секретарю. Вокруг него суетились вольноотпущенники – таскали туда-сюда горы корреспонденции, табличек и свитков, а также подарки чиновников, спешивших засвидетельствовать новому императору свою преданность. Адриан то и дело щелкал пальцами, довольно ловко управляя этим нескончаемым людским потоком, одновременно не забывая про письмо в руках, равно и про другое, которое диктовал. При этом он умудрялся ногой поглаживать спину собаки, дремавшей у его ног. Когда же я вошел, у него нашлось внимание и для меня.

– Прибыл по твоему приказу, – отчеканил я, вытягиваясь в струнку.

– …что касается садов на окраине Антиохии, то я повелеваю, чтобы Кастальский ключ был немедленно завален камнем. Этот ключ предсказал мне, что я стану императором. И я не желаю, чтобы кто-то другой получил от него точно такое же предсказание. А теперь подпиши письмо: Адриан, сын Траяна Цезаря.