Звезды смотрят вниз - Арчибальд Кронин

Но тут ему помешал какой-то шум, и он с панической подозрительностью перестал писать и неловко захлопнул книжку. По лужайке шла Энн, неся ему молоко. Он смотрел, как она подходила все ближе, лицо его постепенно прояснялось, глаза повеселели и, наконец, он заулыбался и закивал ей, — Энн тоже была, по его мнению, «интересная женщина». Энн, как видно, заметила его улыбки и кивки, потому что передала поднос тёте Кэрри, старательно избегая Ричарда, и поспешно ушла.

У Ричарда смешно вытянулось лицо; он рассердился; не захотел пить молоко.

— Зачем она уходит? Почему не приходит Артур? Чем он занят? Где он? — Вопросы бессвязно срывались с его губ.

— Ну, ну, Ричард, — бормотала Кэрри. — Он на руднике, разумеется. Вы же знаете, что он придёт домой к ленчу.

— Что он делает? — повторял Ричард. — Что он от меня скрывает?

— Ничего, Ричард, решительно ничего. Вы знаете, что он вам все рассказывает… Пейте своё молоко. Ох, смотрите, оно у вас льётся! Ну вот, так хорошо! Дать вам опять вашу книжку? Всё в порядке.

— Нет, нет, не в порядке. Он не понимает. Никакой смекалки… и во все вмешивается. Он старается удержать меня здесь… электричеством… сквозь стены. Если он не будет осторожен, — тусклый глаз хитро посматривал на неё, — если он не будет осторожен, он попадёт в беду. Несчастный случай… катастрофа… следствие. Ужасно безрассудно!

— Да, Ричард.

— Мне надо ещё раз поговорить с ним… Настоять… Не следует никогда откладывать…

— Не следует, Ричард.

— Так возьмите от меня этот стакан и перестаньте болтать. Вы все говорите и говорите! Это меня отвлекает от работы.

Но тут ему помешал новый шум, на этот раз шаги Артура, подходившего по дорожке. Все с той же скрытой торопливостью он отдал тётушке Кэрри пустой стакан и стал ждать Артура, усиленно притворяясь равнодушным, но в душе трепетал от возмущения и недоверия.

Артур пересёк лужайку, направляясь к дереву. На нём были короткие штаны и тяжёлые сапоги шахтёра, он сутулил плечи, словно после тяжёлой работы. И не удивительно: вот уже больше года он на всех парах двигал дело вперёд, сознавая, в каком нервном напряжении находится, но решив не останавливаться, пока не сделает всего, что задумал. И вот, наконец, улучшения на «Нептуне» были уже близки к полному осуществлению, новые ванны в шахте закончены, а комбинированные раздевальни-сушилки, спроектированные по новейшему образцу Sandstrum Obergamt, должны были быть готовы к концу июня.

Вся площадка перед устьем шахты была уже перестроена, старые вентиляторы выброшены и заменены новейшими воздушными насосами, лебёдочные канаты, люки и затворы отремонтированы, копры поставлены на бетонный фундамент и снабжались энергией от новой силовой станции. «Нептун» трудно было узнать — он утратил прежний запущенный вид, стал щеголеватым, безопасным и работал успешно.

Сколько труда вложено! Сколько денег! Но величие того, что он создал, более чем вознаграждало Артура; оно поддерживало его в часы забот и уныния. Временами он встречал препятствия. Рабочие сомневались в чистоте его намерений; его история во время войны вызывала недоверие к нему. Кроме того, по своему темпераменту он склонен был к частым приступам беспричинной меланхолии и тогда чувствовал себя одиноким и беспомощным.

Такое именно настроение было сегодня у Артура, поэтому, остановившись подле отца, он заговорил ещё мягче и терпеливее обычного.

— Папа!

Баррас воззрился на него с нелепо-авторитетным видом.

— Что ты делал?

— Я был все утро внизу в «Глобе», — кротко пояснил Артур, почти довольный, что может поговорить с отцом. — Мы теперь там выбираем уголь.

— В «Глобе?»

— Да, папа, потому что в настоящее время на наш уголь спрос небольшой. Мы сбываем главным образом лучший газовый уголь, по цене пятьдесят пять шиллингов за тонну.

— Пятьдесят пять шиллингов! — На миг проблеск разума мелькнул во взгляде Барраса: он принял обиженный вид, прежний вид оскорблённого достоинства. — Я за этот уголь получал по восьмидесяти шиллингов. Это никуда не годится… никуда не годится. Ты что-то замышляешь… скрываешь что-то от меня.

— Нет, папа. Не забывай, что цены упали. — Он сделал паузу. — Каменный уголь на прошлой неделе подешевел ещё на десять шиллингов.

Проблеск погас в лице Барраса, но он продолжал подозрительно смотреть на Артура, пока его искалеченный мозг усиленно пытался работать. Наконец он промямлил:

— О чём я говорил? — Потом: — Скажи мне… Скажи, что ты делаешь.

Артур вздохнул.

— Я уже старался тебе объяснить, папа. Я делаю, что могу, для «Нептуна». Безопасность и производительность идут рука об руку, такова честная политика. Как ты не понимаешь, папа: если мы будем давать много рабочим, то и они нам будут давать много. Это первое правило логики.

Слова Артура привели Барраса в сильное волнение. Руки у него затряслись, — казалось, что он сейчас расплачется.

— Ты тратишь много денег. Ты уже истратил слишком много денег.

— Я затратил только то, что следовало затратить много лет тому назад. Ты это, конечно, сам знаешь, папа!

Баррас сделал вид, что не слышит.

— Я сердит на тебя, — захныкал он. — Я сердит на тебя за то, что ты растратил столько денег. Все эти деньги истрачены впустую.

— Пожалуйста, не волнуйся, папа. Пожалуйста! Тебе это опасно!

— Опасно! — кровь прилила к лицу Барраса. Он заикался. — Что ты хочешь сказать? Ты глуп. Вот, подожди, на будущей неделе я вернусь на рудник. Подожди, тогда я тебе докажу!..

— Да, да, папа, — сказал Артур мягко.

В доме прозвенел гонг к завтраку. Артур ушёл.

Баррас, дрожа от гнева, подождал, пока Артур не скрылся за входной дверью. Тогда лицо его приняло выражение детского лукавства. Он пошарил под пледом, которым был укрыт, и, взглянув украдкой на тётю Кэрри, вынул записную книжку и записал:

«Для охраны „Нептуна“. Запросить на будущей неделе относительно сумм, истраченных против моей воли. Главное — помнить, что распоряжаюсь всем я. Меморандум. Пока временно отсутствую на руднике, зорко следить за главным вредителем».

Окончив, он с детским удовольствием посмотрел на написанное. Затем сделал тётушке Кэрри знак, чтобы она отвезла его в дом.

В это утро Дэвид проснулся с радостной мыслью, что сегодня увидит Гарри Нэджента. Обычно первой его мыслью при пробуждении была мысль о Дженни, — странное воспоминание о том, что она уехала, разлучена с ним, исчезла неведомо куда.

Но сегодня утром он думал о Гарри. С минуту он лежал, размышляя о своей дружбе с Нэджентом, о тех днях во Франции, когда они, согнувшись в три погибели, несли вдвоём хлопающие на ветру носилки и потом с трудом тащили их назад уже с грузом, отвисающие под его тяжестью до земли. Сколько таких безмолвных экскурсий они проделали вместе с Гарри Нэджентом!