Пантелеймон Романов - Пантелеймон Сергеевич Романов

Вот, пожалуйте, моя постель к вашим услугам. Зайдите с этой стороны, а то здесь эта женщина. Ужасное соседство. Неужели нельзя нас поместить иначе? Что за формализм!..

КНЯГИНЯ. А где же вы, граф, будете? Вы будете из-за меня терпеть неудобство.

КАПИТАН. ГМ… Такое неудобство я бы каждую ночь согласился терпеть.

КАШИН. Ничего, потерпит. Ну, слава богу, обладили. С рук долой. Ну, ну, за работу, за работу…

Входит Агафон, тащит узел, клетку с гусями и самоварную трубу.

ВСЕ. Э… э… Что вы, с ума сошли! Уж гусей сюда притащил. К черту!.. Что за безобразие! (Шум.)

ШИШИКИНА. Граждане, пропустите гусей…

ГРАФ. Послушайте, что вы делаете. Ты, братец, неси гусей туда… понимаешь, откуда взял.

ПЕТУХОВ. К черту гусей! Что, в самом деле, со всякой дрянью жить?

ШИШИКИНА. Пустите гусей, а то сейчас все комиссару расскажу. (Стихают.) Давай сюда. Развесил уши. Скажите пожалуйста — с дрянью они не желают жить. Гуси им помешали. Что же они, поганые, что ли? Тега-тега, матушка моя…

КАШИН. Есть у тебя соображение или нет?

ШИШИКИНА. А что же мне их, соседям, что ли, оставлять? Они у меня занеслись только что… У моего кума в Москве коза с поросенком в комнате живут.

БЕРКУТОВ. Чем хуже, тем лучше… Пусть гуси остаются. По крайней мере полюбуются на созданное ими положение. Поросенка у вас нет?

ШИШИКИНА. Нету поросенка.

БЕРКУТОВ. Жаль.

КАШИН. Ну, идемте. С продуктами надо распорядиться. Только смотри, Варвара, чтобы они у тебя не гадили тут…

ШИШИКИНА. А что ж им, на горшок, что ли, ходить… Да и запечатать — тоже не запечатаешь.

КАШИН. Я там все главное оборудовал. Оставил только для потребности. Надо всем по норме разобрать — оно и разровняется. А что сверх нормы, то в постели как-нибудь сунем. В комнате-то искать не будут. Небось, в амбары первым долгом заглянут, Агафонушка, ну-ка, пойди, поможешь нам.

ПЕТУХОВ. Живая сила… Граф, идем. (Беркутову. Хороший человек, этот граф.

БЕРКУТОВ. Вырожденец…

ПЕТУХОВ. Нет, хороший. А вы что же не идете?

БЕРКУТОВ. И никуда не пойду. (Петухов уходит.)

КНЯГИНЯ. Я ужасно боюсь, как бы в этот момент, когда ушли мужчины, не пришли бы эти ужасные… греки или меньшевики… я не знаю кто.

ШИШИКИНА. Вот еще китайскую богородицу посадили!

Поспешно входит Анна Фед., потом Надя.

АННА ФЕД. Варварушка, спрячь это поскорее к себе… серебряные ложки и кружева… Или вы, Марья Петровна.

ШИШИКИНА. Нет, нет, я спрячу.

НАДЯ. Все никак не попрячете…

АННА ФЕД. А ты ходишь, как будто бы тебя ничего не касается. Ведь для тебя же…

НАДЯ. Напрасно беспокоитесь. (Уходит.)

АННА ФЕД. Вот дочку-то бог послал… О, боже мой… Устроились, княгиня?

КНЯГИНЯ. Да, но ужасно странно. Как они мне сказали… кажется, фиктивная жена без площади. Ничего не могу понять, что делается.

АННА ФЕД. Сама как в лесу.

Мужчины тащат мешки. Все испачканы немного. Графа нет.

КНЯГИНЯ. Что это, в амбаре будем жить?..

КАШИН. Норму к постелям кладите, чтобы на виду было. А что сверх нормы, то под перины. (Капитан идет почему-то кругом, мимо княгини.) КАПИТАНША. Серж, здесь-то нельзя было пройти?

ШИШИКИНА (на мужа). Куда на кровать-то валишь… Леший. (На Анну Фед.) Что щетку чужую ухватила, свою наживите.

Вбегает Фекла.

ФЕКЛА. Матушка-барыня, на углу люди какие-то стоят. Не они ли? Господи! Оторвались руки-ноги. (Убегает.)

АННА ФЕД. Боже мой. Родион, все ли спрятано?.. Скорее… (Убегает.)

КАШИН. Проворней, проворней. (Подбегает кокну.)

Идет спешная работа, носят мешки, банки с вареньем.

КАПИТАН. Оказалось, ложная тревога.

КАШИН. Под перины, под перины. Проворней. Петухов, стань-ка, братец, к окну и карауль. А вы все, чтоб лишней кутерьмы не было, как он появится, так по моей команде садитесь по местам, на кровати.

ПЕТУХОВ (становится у окна, у кровати Шишикиной). Прислали вас покараулить немножко. Вы ничего не имеете против?

ШИШИКИНА. Не привязывайся, не видишь — дело делают. (На мужа.) Куда, же ты опять навалил сюда, леший косолапый. Вот ирод-то!

ИВ. ИВ. Как же с этим? Тут что-то бьющееся и текучее. А, варенье, кажется.

КАШИН. Соображайте, господа.

КАПИТАН. Искусственные сооружения сделаем. Все это прямо на виду поставим и ковром накроем, в виде оттоманки.

КАШИН. Ну, хорошо, валите, валите. О, господи, твоя воля. 50 лет на свете прожил, такой гимнастики не делал.

ШИШИКИНА. А что же масла сливочного мало дали?

КАШИН. Вот леший-то навязался еще! У хозяйки спрашивай.

ШИШИКИНА. Да стол и два стула. Тоже богачи… сволочи…

КАПИТАН. Ну вот, готово. Только, господа, по рассеянности не сядьте, а то будет история. В особенности вы, Иван Иванович. Вам костюм другой надо. Этот толстит и очень приличен…

КАШИН. Да, насчет костюмов, господа, тоже надо.

ПЕТУХОВ. Идет!

Переполох.

КАШИН (как командир при приближении снаряда). Са-адись!

ПЕТУХОВ. Нет, нет, так показалось. Это наш пожарный.

КАШИН. А ты смотри глазами, а не этим местом. Ну да, так вот насчет костюмов.

ПЕТУХОВ. Моя визитка, кажется, не вызовет подозрений. Прошлых сезонов.

КАШИН. Это сойдет, и смотреть нечего. А вот вы, Иван Иванович, сюртук непременно долой и живот долой…

ИВ. ИВ. Как живот? Как долой?

КАШИН. Тьфу!.. Да ну… толсты очень. Это хоть ваше личное дело, а все-таки неудобно. Вы уж в последнее время разъехались, как копна.

ПЕТУХОВ (кричит). Я говорил ему. Придерутся к животу, ей-богу придерутся.

КАШИН. Конечно, прямо бросится в глаза. Скажут, почему это у вас такой вид при всеобщем недостатке. В случае