Ирландия - Эдвард Резерфорд

– Что мне сказать, кто его спрашивает? – поинтересовался Джон.

Рыцарь нахмурился и с сомнением посмотрел на него, очевидно размышляя, имеет ли этот парень какое-то отношение к замку. И тогда Джон, без всякой задней мысли, а просто чтобы быть полезным, с улыбкой пояснил:

– Я Джон Уолш, его сын.

Никакого особенного ответа на свои слова он не ожидал, поэтому был ошеломлен тем, что произошло дальше. Вместо того чтобы просто кивнуть, рыцарь уставился на него с таким изумлением, словно ничего более удивительного никогда в жизни не видел.

– Ты – сын Уолша? Смотрителя этого замка? – На лице рыцаря отразилось отвращение. – И твой отец позволяет тебе ездить вот так?

Джон посмотрел на свои босые ноги и на лошадку без седла. Он уже понял, что рыцарь новичок в этих краях, что он, скорее всего, только недавно приехал в Дублин из Англии, чтобы помогать юстициару. И все же под презрительным взглядом этого благородного сеньора он почувствовал себя слегка пристыженным.

– Я хотел только съездить в соседнюю усадьбу, – с вызовом произнес он.

– Боже мой, парень! – воскликнул рыцарь. – Ты не должен одеваться как туземец! – И, видя смущение мальчика, резко добавил: – Приведи себя в порядок.

А потом, не говоря больше ни слова, въехал в ворота замка.

Сначала Джон хотел отправиться дальше, но, проехав шагов пятьдесят, остановился и повернул обратно. Рыцарь был груб, и он явно почти ничего не знал об Ирландии, но Джону не понравилось выслушивать отповедь от человека, который, в конце концов, принадлежал к его кругу. И потому вскоре он был в комнате своей матери и энергично расчесывал волосы, а потом втиснулся в чистую белую рубашку и кожаные ботинки. Когда рыцарь уже собирался уезжать, он встретился во дворе с молодым человеком, который вполне мог бы сойти за юного сквайра в каком-нибудь английском замке.

– Вот так-то лучше, – скупо похвалил он.

И, вскочив в седло, знаком велел Джону выйти за ворота. Снаружи рыцарь остановил коня и широким жестом обвел плодородные пастбища вокруг.

– Скажи мне, юный Уолш, – произнес он уже немного более дружеским тоном, – ты хочешь сохранить для себя все эти земли?

– Да, хочу, – ответил Джон.

– Тогда тебе лучше понять, что единственный способ для этого – всегда помнить, что ты англичанин.

И, дав Джону этот короткий совет, рыцарь умчался.

Теперь, двадцать лет спустя, стоя на стене своего замка, Уолш снова задумался о словах того рыцаря. Власть английских королей в той или иной форме распространялась на всю Ирландию, но после колониальной экспансии времен Генриха II и его сына постепенно началось отступление. И теперь остров делился между коренными ирландцами и колонистами на большие куски, демонстрируя таким образом вынужденное примирение. Конечно, английские правители старались совладать не только с важными ирландскими кланами, но и с теми поселенцами, которые после пяти или шести поколений жизни на пограничных землях и сами стали больше похожи на ирландских вождей, чем на англичан, и почти так же не поддавались контролю. Когда английские наместники в Дублине взирали на неустойчивый мир вокруг, они могли прийти только к одному выводу: «Мы слишком многое позволяем. Надо наводить английский порядок, или все превратится в хаос. Необходимо напомнить колонистам, что они англичане».

Но что это означало – быть англичанином? Конечно, в первую очередь это касалось одежды. Нельзя было ходить босиком и скакать на лошади без седла. Нельзя было позволять жене надевать яркую шафрановую шаль, как какая-нибудь ирландка. Нельзя было разговаривать на ирландском ни с кем, кроме коренных жителей; говорить нужно было только на английском. Во времена его деда, вспоминал Уолш, джентльмен должен был говорить на нормандском наречии французского. Этот язык и теперь звучал на некоторых официальных судебных процессах. Но в нынешнем Дублине и торговцы, и королевские чиновники говорили скорее на слегка офранцуженном английском, который распространился в местах вроде Бристоля или Лондона. Однако превыше всего стояло правило: не вступать в брак с ирландцами.

– Женишься на такой, – заявил Уолшу один из его родственников в Фингале, – и наплодишь крыс.

И действительно, английское правительство обратило на этот вопрос серьезное внимание четыре года назад на заседании парламента в городе Килкенни, когда был принят целый свод законов, в том числе и о признании недействительным любого союза между англичанами и ирландцами.

В душе Уолш был не согласен с Килкеннийским статутом. Еще со времен Стронгбоу английские колонисты женились на ирландках, да и сам Стронгбоу заполучил Ленстер благодаря тому, что стал зятем короля Диармайта; и точно так же женились между собой задолго до того викинги и ирландцы. Возможно, подобная попытка разделить два общества, превратив их в изолированные миры, и дала бы какой-то результат, но Уолш считал, что от всего этого попахивает обычным страхом. В законах нет смысла, если их невозможно осуществить.

Но так или иначе, даже не вдаваясь в подробности, Уолш уже точно знал, что означало быть англичанином в этих краях. Это означало охранять свои земли и земли соседей от О’Бирнов.

Впрочем, справедливости ради надо сказать, что бóльшую часть времени здесь было спокойно. Но захватывающие события все же порой будоражили округу. Десять лет назад тогдашний вождь клана О’Бирн, необычайно честолюбивый человек, явился с большим отрядом и окружил замок Уолша.

– Ты что, действительно думаешь, будто удержишь эту землю, если отберешь ее у меня? – крикнул ему со стены Уолш.

Но в ответ получил лишь град метательных снарядов. Осада продолжалась несколько дней, пока из Дублина не прибыл юстициар граф Ормонд с большим отрядом рыцарей и не разогнал осаждавших.

– По-моему, О’Бирн затеял какую-то игру, – сказал тогда Уолш жене. – Хочет проверить, чего можно добиться от юстициара, дразня его.

Несколько месяцев спустя О’Бирн договорился с Ормондом, и результат был весьма любопытным.

– Этого горного дикаря посвятили в рыцари! – Уолш хохотал до слез.

Тем не менее стены замка заново укрепили, и время от времени сюда наезжал кавалерийский отряд. После этого почти на десять лет все опять затихло. Но не просто так. Подоплека оставалась прежняя. Поместья к югу от Дублина были в безопасности, потому что их защищал замок, а замок стоял, потому что в Дублине правили англичане.

Совсем недавно Уолш заметил в разговоре с одним своим родственником:

– Английский король дал нам земли и положение. Он же волен и отобрать их. А ты можешь представить себе хотя бы на мгновение, что О’Бирны и О’Тулы позволят нам и дальше владеть этой землей, если английская власть рухнет?

Да, думал Джон Уолш, так оно и есть, это и значит быть англичанином.

И все-таки что делала там эта девочка? На восточной стороне маленькой долины, в которой паслись коровы, возвышался южный мыс залива, скрывая от глаз рыбацкую деревушку Долки. В полумиле отсюда, на живописном фоне мыса, Уолш поставил большой садок для кроликов. Это был еще один полезный обычай, привезенный колонистами. Такие садки постоянно обеспечивали его мясом и мехом. Похоже, девочка направлялась именно туда. Неужели собралась украсть несколько кроликов?