У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий

День чудный. Тепло. Небо синее. Я стою у открытого окна в одном сюртуке. Солнце ярко светит. На горизонте очерчиваются обширные деревни, поля, разные характерные китайские постройки, и опять могилы и могилы без конца. Вот минуем деревню. Толпа китайцев смотрит на нас и ухмыляется. Один мальчуган натягивает свой детский лук и ловко пускает в поезд стрелу. Та попадает в стенку вагона и отскакивает.

«Экая шельма! – думается мне. – Ну попади он в кого-нибудь из нас, – живо глаз вышибет».

Китайцы ничуть не бранят мальчишку, а только хохочут, широко раскрывая рты.

Пекина еще не видать. Начинаются сады. Всё какие-то мелкие деревья и кустарники. Время зимнее, листвы нет, поэтому трудно определить породу деревьев. Да пожалуй, ежели бы она и была, то и тогда не узнал бы. Здесь, полагаю, много своих особенных деревьев, которых у нас и не встретишь. Смотрю на окрестности, не отрывая глаз. С каждым поворотом колеса в паровозе, – все более интересуюсь. Наконец, из-за одного дерева мелькает высокая красная стена. За ней белые ворота, дальше показываются крыши, драконы, башни, арки, различные здания и тому подобное, без числа. Всюду китайцы, идут и едут. Вдруг поезд останавливается, вагон наш отцепляют, и мы остаемся у какой-то маленькой платформы. Поезд же идет дальше.

Мы стоим с Кениге на платформе, в недоумении. Поедем ли дальше, или здесь и конец нашему странствованию? Ни кондуктора, ни начальника станции, – одним словом, нет живой души, у кого можно бы спросить. Оказывается, как мы узнали потом, ваг÷он наш поставили на запасной путь. Смотрю – по другую сторону дороги виднеется чья-то гауптвахта, и там мелькают солдаты, не то французы, не то итальянцы. Иду справиться. Оказались итальянцы. Унтер-офицер, красавец, рослый, на ломаном французском языке, любезно объясняет, как нам пробраться в наше посольство. Нанимаем первого попавшегося китайца с арбой, наваливаем вещи и идем пешком.

Прежде всего меня поражает мостовая. Она вымощена громаднейшими плитами. Плиты разъехались от времени, образовались щели, и ехать в экипаже здесь настоящая пытка. Иду, смотрю кругом и таю от восторга. Пока народу еще не особенно много. Налево тянется длинная красноватая стена. Вправо тоже стены и какие-то постройки. Все оригинально. Много такого, чего я еще не видал ни в Мукдене, ни в Гирине. Улица очень широкая, скорей походит на площадь. Вон влево от дороги столпилось множество китайцев. Они что-то смеются. Громкие голоса так и доносятся оттуда. Хотелось бы посмотреть, узнать причину, но тогда придется останавливать нашу повозку с вещами. Далее скопляется такое множество народу, что с трудом приходится прочищать себе путь. Ничего подобного мне и не думалось встретить здесь.

Я столько наслышался об узеньких и кривых улицах Пекина, что теперь прямо-таки не верю себе. Улица, по которой мы едем, пожалуй, шире Невского. Всюду народ сплошной толпой, и по пути нам, и навстречу. Идут пешком, едут в тележках-рикшах, верхом на лошадях, мулах, ослах, верблюдах. Вон трусит верхом, легонькой иноходью, на маленькой рыженькой лошадке с бубенчиками, какой-то китайский чиновник в черной курме и красной шапке, в сопровождении нескольких всадников. Он помахивает плетью и расчищает себе дорогу в толпе. Сзади него несут в зеленом паланкине, должно быть, китайского сановника. Тот безучастно смотрит через громадные очки по сторонам в окна паланкина и плавно покачивается на носилках.

Вдали показываются высочайшие крепостные стены, и в них очерчиваются темные ворота. Улица суживается. Народ все больше теснится. По сторонам тянутся ряды лавок. Оживление поразительное, как у нас в Гостином дворе на Вербной неделе. Шум и гам стоят оглушительные. Голоса погонщиков, выкрикивание разносчиков, щёлканье бичей, звон колокольчиков, бубенчиков, рев ослов и верблюдов, ржание лошадей, грохот колес о мостовую – всё это сливается в один невообразимый гул. Навстречу попадается немало и европейцев. Вон идут три итальянца в синих накидушках. Далее немецкие солдаты в серых куртках, похожих на наши офицерские тужурки. Русских пока еще не встречаю. Подходим к красивому, очень широкому мосту из белого камня, украшенному оригинальными перилами и разными фигурами. За ним, во всей своей красе, вырисовывается стена Императорского города. Она очень высока, саженей шесть, ежели не больше. Ворота заперты, и прохожие, чтобы попасть в город, делают обход.

Мы сворачиваем и идем вдоль подножья стены. Здесь приютились нищие, самого ужасного вида, почти голые. Один, должно быть, полупомешанный, ел горстями золу из разбитого горшка. Лицо выпачкано сажей вплоть до ушей. Действительно ли он ел, или только прикидывался, как это часто делают профессиональные нищие, – я не мог разглядеть. Проходим ворота. Они колоссальной величины. Таких я еще не видал. Минуем площадку и сворачиваем в чистую европейскую улицу. Она называется Посольской. Обстроена прекрасно. На крышах развевались английские и американские флаги. Подаемся еще немного, и вот, влево, за развалившимся каменным забором, сначала показалась площадка с обгоревшими постройками. За ними, дальше, мелькал над воротами наш трехцветный флаг, а у ворот прохаживался с ружьем на плече бравый стрелок, часовой. Сердце мое забилось сильней. Ведь это наш, – русский!

– Здорово, молодчина! – кричу ему.

– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – бойко отвечает он.

– Что, – здесь наше посольство?

– Так точно, ваше высокоблагородие!

– И начальник охранного отряда, полковник Дубельт, здесь?

– Так точно, – вот их квартира! – И часовой указывает направление.

Наше посольство помещается как раз против американского.

Оставляю повозку у ворот, а сам с Кениге иду к Дубельту. Я знал его по Текинскому походу. Тогда он был еще молодой поручик, блондин, тонкий, худощавый. Дубельт как раз шел нам навстречу.

– С каким поездом вы приехали? – первое, что спрашивает он. – А я хотел через час отправлять за вами экипаж.

Дубельта я бы не узнал. Это был уже степенный полковник. Каждое слово его было как бы заранее обдумано, рассчитано.

– Ну, пойдемте искать вам помещение! – восклицает он.

Отправляемся. Посольство состояло из нескольких длинных флигелей. Между ними находился не то двор, не то садик, обсаженный деревьями. В стороне от этих флигелей помещался дом посла, а поблизости – церковь. Наше посольство в Пекине – одно из самых старинных.

Искали мы, искали свободной комнатки и наконец-таки нашли. Один казачий офицер, поручик Сарычев, охранной сотни, был в отпуску во Владивостоке. Так вот, в его квартирке я и остановился. Это было великое счастье, – а то, как и в Порт-Артуре, хоть на улице ночуй. Положим, в городе есть гостиницы, но очень плохие, содержимые китайцами. Я немедленно же перебираюсь туда с моими вещами. Кениге, как офицер Читинского полка, остановился у командира сотни своего полка, князя Кекуатова. Одним словом, все устроилось благополучно.