Проект особого значения. Версия 20.23 - Андрей Леонидович Зорин

вроде присосок, в один момент они раскрылись, оставшись неподвижными, а затем растаяли. Перед этим меня что-то схватило. Когда я обернулся, то смог разглядеть только конечность, напоминавшую раскрывшийся бутон.

– То есть тебя укусил цветок? – улыбнулся Матвей.

– И еще, скорее всего, мне показалось, но на самом краю видимости в тумане промелькнуло Мишино лицо.

Услышав это, монах перекрестился.

* * *

– А надолго газобиомы отступают? Сколько у нас есть времени?

– Часов шесть, – ответил монах, – а дальше опять нужно в колокола звонить. Сила молитвы слабеет, необходимо все по новой начинать.

Они отыскали пару гибридных автомобилей. Два «иран ходро», работавших на трех топливных элементах: пропан, бензин и электротяга.

Стемнело довольно быстро. Автомобили ехали по относительно ровной дороге. Шорох шин успокаивал, постепенно напряжение спадало. Наташа клевала носом, Матвей заснул, прислонив голову к стеклу.

– Колокола создают резонанс, – размышлял биолог, – преобразование газобиомных форм происходит за счет вибрации. Колокольный звон разрушает эту последовательность, в результате чего происходит распад структуры на обширном участке. Необходимо проследить, как именно перемена волн вибрации влияет на структуру газобиом, а также узнать, на какое расстояние звук колокола способен отогнать фракцию.

– Батюшка! – Талгат притормозил, чтобы объехать вспучившийся асфальт. – Может быть, вы звонили в колокола как-то по-особенному?

– Я пару дней в храме-то был, несколько раз по кругу отслужить успел. В первый раз, когда туман сгустился, подумал: «Все, пришли по мою душу» – и давай погребальную звонить. Гляжу: а вокруг все очистилось. Ну, я, счастливый, решил в храме прибраться. За делами не заметил, как время пролетело. Недолго длилась моя радость. Часика через четыре смотрю: а за окном опять все кроваво-красное, как марево какое-то. И в дверь кто-то тихонько скребется.

– Погребальный звон, – Николай принялся вспоминать свою бытность в семинарии, – это перебор, когда во все колокола по очереди звонят, правильно?

– Все верно. Ты никак разбираешься?

– До биотеха я в семинарию поступил. Год там отучился.

– Понятно, – сказал монах.

– А вы-то, батюшка, какими судьбами здесь?

– Мне видение было. Заснул я, значит, как обычно, под утро, с первым светом. У нас, в горах, рано светает, красиво так – загляденье, как у Господа на ладони. Ну и вот, сплю я, значит, и вижу, как парю в пустоте. Нет ничего вокруг, и понимаю, что сон это необычный. Такое ни с чем не спутаешь. И вот прямо сверху, над головой загорелся свет, мне на лицо падает, яркий-яркий, и от него тепло исходит, только глаза не жмурятся. А потом голос, только не внешний, а словно в моей голове. Зовет меня по имени и говорит: «Ступай в Афон, там спасешься и других приведешь». Потом все погасло, я проснулся, на душе ангелы поют. Встал и заутреню служить принялся в благодарность.

– Стало быть, вы в служебной командировке, прямо как мы, – улыбнулся Талгат.

– Ну, можно и так сказать, – согласился Илларион и тоже улыбнулся.

– А откуда путь держите?

– Да с Грузии я.

* * *

Все, что мы наблюдаем, вписывается в научную картину мира, либо приходится расширять эту картину, подстраивая ее под открывшиеся обстоятельства. Это двусторонний процесс. Критерии жизни до сих пор не звучат убедительно, и степень нашего эмпирического познания по-прежнему, как и столетие назад, упирается в область энергетического обмена и гомеостатического баланса веществ в отдельно взятом организме, клетке. Но что будет, когда мы повстречаем нечто, подо что не получится изменить действующую научную картину мира? Существование чего не будет удовлетворять константам, на которых зиждется эта картина, или вовсе будет противоречить ей?

Михаэль Вогт, физик, доктор философских наук, постэскапист

– Эй, ты здесь? – Вадик брел на ощупь, боясь споткнуться обо что-нибудь в алом газобиомном тумане.

– Здесь, – справа от него показался силуэт.

Лицо друга закрывала портативка с высоким разрешением. И откуда он ее взял, в машине же вроде осталась?

– Фу-ух, – выдохнул блогер. – Слава богу, а то думал, никого не найду. Что делать будем? Надо искать заслоновцев.

– Зачем мы сюда приехали? – грозно спросил оператор. – Снимать материал для канала! Вот этим и займемся. А остальные, – он неопределенно махнул рукой, – заплутали, похоже. Мы их уже не найдем.

– Ты уверен? – недоверчиво поинтересовался Вадик. На душе у него стало нехорошо, чувство неясной тревоги постоянно нарастало.

– Конечно! – с воодушевлением заявил его приятель.

Оптика камеры следила за блогером, красная лампочка мигала.

– Ладно, тогда я пойду вперед, а ты снимай, – Вадик двинулся, проверяя каждый шаг, прежде чем наступить полной ступней. – Итак, с вами канал «Крипи трип», и мы находимся в самом центре природного катаклизма. И сейчас вы увидите все своими глазами!

На последнем слове блогер споткнулся и провалился под землю. Падал он недолго, почва в провале оказалась рыхлой и влажной. Пахло чем-то несвежим.

– Я здесь, бро! – он сложил ладони рупором. – Я провалился куда-то, помоги мне!

– Чего шумишь? – голос товарища раздался слева. – Пойдем.

– Стоп! Как ты здесь оказался? Ты ведь шел за мной!

– Спрыгнул! Пойдем скорее!

Вадик почуял что-то неладное:

– Х-хорошо. Итак, мы провалились в какой-то лаз, посмотрим, что это. Здесь реально опасно, ребята! Смотрите! – Вадик отыскал в кармане штанов небольшой фонарик.

Луч света вырвал из алого сумрака ровный овальный проем.

– Похоже на проход в пещеру!

Пришлось наклонить голову и согнуть колени: проем оказался низким, хоть и широким. Сверху свисали корни деревьев, переплетавшие почву и, скорее всего, удерживающие ее от обрушения. Дышать становилось все тяжелее.

– Говорить тяжело. Смотрите, ребята, провал резко уходит вниз.

Луч фонарика осветил спуск под ровным углом, исчезая в темноте.

– Будем спускаться?

– Конечно! – согласились сзади.

Голос показался Вадику странным образом и знакомым, и незнакомым. В нем появились какие-то новые нотки, от которых становилось не по себе. Его оператор никогда не обладал такой уверенностью и напором.

Спуск занял несколько часов. Все это время оператор оставался на отдалении, лишь плавающий в темноте красный огонек записи свидетельствовал, что он рядом. Его дыхания Вадик не слышал.

– Уклон ровный, как будто его проложили техникой!

От длительного спуска ноги гудели. Наконец, кроссовки ступили на ровную поверхность. Твердая глина вперемешку с рыхлым сухим песком, поблескивающим в луче фонарика. На стенах виднелись темные туннели, уходящие неизвестно куда.

– Обратите внимание, – он ткнул пальцем в ближайшее отверстие, подсветив его фонариком, – кто или что вырыло здесь этот лаз и куда он ведет?

Внимание Вадика привлекло необычное чувство. Он приложил ладонь к груди и ощутил мелкую, едва заметную вибрацию. Словно гудело что-то внутри него.

– Интересно!

Парень приблизился к стене и притронулся к ней. Она так же гудела и вибрировала.

– Здесь все слегка трясется, что ли,