Офицеры и джентльмены - Ивлин Во

– Не знаю, кто бы мог их отменить. Генерал убыл.

– Там произошло вот что, – сказала Джулия, как бы повторяя урок в классе, – из района посадки поступил приказ: группе Хука немедленно грузиться на корабли. Айвора послали на берег проверить достоверность приказа. Там он встретил старшего флотского начальника, который сообщил ему, что высланы проводники и группа Хука уже следует к берегу. Корабль этого начальника как раз отходил. Там был и другой корабль, остававшийся для снятия группы Хука. Этот моряк приказал Айвору немедленно садиться в шлюпку. Пока Айвор не прибыл в Александрию, он думал, что оставшиеся части группы Хука находятся на другом крейсере. Обнаружив, что это не так, он оказался в довольно затруднительном положении. Вот как это случилось. Поэтому, вы понимаете, Айвора обвинять нельзя. Правда ведь?

– Это он так рассказывает?

– Это говорим мы.

– Почему же он сбежал в Индию?

– Это моя идея. Мне казалось, это удачный выход из положения. Ему надо было уехать куда-нибудь. Бригады командос, которой командовал Томми, больше не существует. Полка Айвора здесь нет. Я хочу сказать, не может же он провести остаток войны в клубе «Мохамед Али». Его слишком часто видели в обществе, что и дало людям повод сплетничать. Конечно, – добавила она, – тогда не было никаких оснований ожидать, что до конца войны объявится еще кто-нибудь из группы Хука. Что вы собираетесь делать с этими вашими записями?

– Я полагаю, кое-кто захочет познакомиться с ними.

– Только не Томми.

В этом Джулия оказалась права. После ее ухода Гай направился по коридору в палату Томми. По пути он разминулся с медсестрой.

– Я собираюсь только поговорить с полковником Блэкхаусом.

– Поговорить?! – переспросила она изумленно. – Поговорить? Теперь ясно: у вас была посетительница.

Томми лежал с ногой в гипсе, удерживаемой в приподнятом положении при помощи веревки и шкива. Он радостно приветствовал Гая.

– Тебя должны представить к военному кресту или какой-нибудь другой награде, – сказал он. – Конечно, беда в том, что на Крите мы добились не слишком многого. Награды предпочитают давать после победы.

– У меня в свое время был медальон. Он принадлежал моему брату, а отец передал его мне. – Гай приложил руку к пижаме и пощупал то место на груди, где висел медальон. – По-видимому, он пропал.

– Наверняка медики постарались, – заметил Томми и перешел к более практическим вопросам: – Ты был, хотя бы некоторое время, старшим группы на лодке?

– Нет. Там был саперный капитан, и вначале всем занимался он. А когда он исчез, мы, кажется, положились на волю случая.

– А что стало с Хаундом?

– Понятия не имею. Людович – единственный, кто может рассказать об этом.

– Насколько я понимаю, Людович оказался на высоте положения.

– Да?

– Первый класс. Ты знаешь, ведь это он доставил тебя на берег в Сиди-Баррани.

– Я не знал.

– Он, должно быть, сильный как лошадь. Пробыл в госпитале всего два дня. Я представил его к производству в офицеры. Не могу сказать, что этот парень очень нравился мне когда-нибудь, однако, несомненно, я, как обычно, был не прав. Медсестры говорили мне, Гай, что ты спятил, но у тебя, кажется, все в порядке.

– Сегодня утром заходила Джулия Ститч.

– Да, она зашла ко мне на обратном пути. Хочет попытаться получить у них разрешение перевезти меня к себе домой.

– Она рассказала мне об Айворе.

– Да. Значит, она сказала. – Хорошо знакомая Гаю профессиональная осторожность Томми омрачила его открытое, с дружелюбной улыбкой лицо. – Айвор был в прекрасном состоянии. Ему не разрешили навестить тебя. Его очень обрадовала весть о твоем возвращении. Жаль, что ему пришлось уехать так скоро.

– Он рассказал тебе историю своего бегства? – спросил Гай.

– Одну из версий.

– Ты не поверил в нее?

– Мой дорогой Гай, за кого ты меня принимаешь? Никто не верит в нее, а Джулия – меньше всех.

– Ты не собираешься предпринять что-нибудь по этому поводу?

– Я? Слава богу, это не имеет ко мне никакого отношения. В данный момент я являюсь майором, ожидающим нового назначения по выходе из госпиталя. Джулия убрала его отсюда. Уверяю тебя, ей пришлось здорово потрудиться, чтобы добиться этого. Теперь самое лучшее для всех – это помалкивать и забыть, что произошло. Все это слишком сложное дело, чтобы кому бы то ни было предпринимать что-нибудь. Айвор мог бы угодить под военный суд по обвинению в дезертирстве перед лицом неприятеля. Это было бы чертовски паршивое дело. В прошлую войну людей расстреливали за такое. Разумеется, никто и не собирается предпринимать что-нибудь. Айвору крупно повезло, что с нами не было вашего бригадира Ритчи-Хука. Уж тот-то наверняка предпринял бы что-нибудь!

Гай ничего не сказал Томми о записях, хранившихся в тумбочке. Они перешли на разговор о будущем.

– Похоже, что командос сходят со сцены, по крайней мере в части, касающейся Ближнего Востока, – сказал Томми. – Нам обоим повезло. Нас не будут пихать куда попало, батальоны наших полков, к счастью, находятся здесь. Ты, я полагаю, возвратишься к алебардистам?

– Надеюсь. О лучшем я и не мечтаю.

В тот же день после полудня Гая перевезли к миссис Ститч. Госпиталь отправил его туда на санитарной машине. Врачи даже настояли на том, чтобы в машину и из машины его внесли и вынесли на носилках, однако, прежде чем уехать, Гай самостоятельно прошел по палатам и попрощался со всеми.

– Там вы будете как сыр в масле кататься, – сказал Гаю полковник медицинской службы, вычеркивая его из списков больных. – Ничто не поправит вас лучше, чем хотя бы элементарный домашний уют.

– Вот что значит иметь влияние, – прокомментировала уход Гая медицинская сестра.

– Она и меня пыталась похитить, – признался Томми. – Я люблю Джулию, но, если ты собираешься погостить у нее, надо иметь немалый запас сил.

Такое предупреждение Гай слышал в свое время из уст Айвора, но не обратил на него внимания. Поскольку теперь предупреждение исходило от более крепкого Томми, оно заставило Гая заколебаться, но отступать было поздно. Около него с безжалостным видом уже стояли санитары с носилками. Через полчаса он оказался в роскошной официальной резиденции миссис Ститч.

Деды и бабки Джулии Ститч провели жизнь на службе у королевы Виктории и при этом дворе сформировали свои взгляды на уклад жизни, оказавшие влияние на следующее поколение и определившие обстановку, в которой проходило детство миссис Ститч, преждевременно закончившееся, но оставившее глубокие впечатления. Миссис Ститч выросла в убеждении, что комфорт – довольно распространенная вещь. Она любила роскошь и в некоторых, неопределенных, пределах была расточительной: никто, сидящий за ее обеденным столом, не мог быть совершенно уверенным, без опасения впасть в ошибку, какое блюдо, по-видимому, классического обеда, является последним; она обожала всякие перемены и сюрпризы, блестящую оригинальность и седую старину, однако не любила окружать чрезмерными удобствами гостящих у нее мужчин.