У времени в плену. Колос мечты - Санда Лесня

стула, топнул с досадой ботфортом, швырнул на тропинку дымящуюся турецкую трубку и, вытащив из-за пояса свою, прикусил ее зубами.

— Мы опоздали! — крикнул он. — Опоздали! Проспали! Они нас опередили! Скорее, капитан, в седло, гони во всю к Янусу! Пусть немедля возвращается!

Капитан Георгицэ отвечал без колебания:

— Я понял приказ вашего величества. Однако Янус... Полки генерала взяты в клещи с четырех сторон и едва отбиваются, чтобы не дать себя смять.

Эта новость застала царя врасплох. Несколько мгновений он оставался в нерешительности. Кантемир, приблизившись, положил руку на локоть Петра.

— Если застану в живых, я выведу их из западни, — молвил он негромко.

— Добро. Отправляйся, — решительно сказал Петр Алексеевич.

Молдавские хоругви поспешили навстречу грозе. На вершине холма близ Бырсен Дмитрий Кантемир остановился вместе с гетманом Некулче и капитаном Георгицэ. В кольчуге и шлеме с пышным страусовым пером, на белом жеребце, издревле являвшемся символом непобедимой мощи воевод, Кантемир казался великаном. В узкой долине перед ними виднелись полки Януса. На противоположном склоне стояли другие русские батальоны. Ближе, за виноградниками, среди оврагов и ивняков местность кишела турками. От турок была также черна равнина, тянувшаяся к западу. С первого взгляда отсюда казалось, что ни те, ни другие не начинали еще боя. Вскоре, однако, окрестности заполнились криками, ружейными выстрелами, ржаньем коней. Долина закипела в неразберихе рукопашных схваток, в дыму и пыли.

Под российским знаменем на высотке виднелся Янус. Генерал смотрел в подзорную трубу. Узнав подходивших молдавских воинов, он поднял саблю к солнцу. То же сделали офицеры его свиты. Под звуки труб полки Януса бросились в атаку.

Наскоро определив дислокацию противника, Кантемир приказал наступать. Часть хоругвей с Моном Некулче должна была ударить на правое крыло неприятеля, другая, с капитаном Георгицэ — на левое. Остальные, ведомые самим Кантемиром, атаковали булуки[81] у выступа виноградника, чтобы соединиться здесь с Янусом.

Капитан Георгицэ отошел к пригорку и позвал командиров своих отрядов, чтобы отдать приказ. Первым явился Костаке Фэуряну. Вторым прискакал мастер Маня. Третьим, к удивлению многих, был Константин Лупашку, атаман кодр.

— Будь здоров на многая лета, капитан! — возгласил он. — Слушаю приказание!

— Здрав будь, — ответил Георгицэ, искоса наблюдая за остальными.

Капитан указал каждому его место и направление для удара. Следовало пробраться в обратном направлении, к небольшой равнине у опушки леса. Затем войти в лес, пересечь его без шума, на расстоянии пяти шагов друг от друга, разбившись на пятнадцать рядов. На противоположной опушке всем остановиться и ждать приказа. Тут требовалось еще схитрить. Одни бараны бросаются друг на друга с закрытыми глазами, рога в рога. Разумные воины поступят по совету его высочества воеводы Дмитрия. Господарь поведет своих резешей через ивняки. Будет перемалывать там поганых, как мельничный жернов — зерно. Турки с флангов бросятся на помощь своим. Тогда ударит гетман Некулче. После него настанет наш черед. Турки придут в замешательство и будут искать спасения в бегстве. Мы же сядем на пятки им, проклятущим, и проведем их под нашими саблями.

— Господи, помоги и оборони!

В длину лес казался бесконечным. А ширина его в том месте не превышала двух-трех тысяч шагов. Пройдя между липами, кленами и дубами до противоположной опушки, люди капитана услышали на той стороне, где стояли ивняки, звуки яростной рукопашной. Дождались момента, когда в это место повалили отряды турок с равнины. Затем, едва один из храбрецов протрубил в рог, набросились, словно с неба, с яростными криками на янычар. Стреляли ружья и пистоли. Свистели сабли. Раненые извивались на земле, рвали зубами траву, вопили и стонали. Кони ржали в диком страхе, взмахивали гривами, вставали на дыбы. Устрашенные янычары пытались спастись бегством. То тут, то там раздавались крики ужаса:

— Гяур гиндели! Идут гяуры!

— Мама-а-а!

— Алла! Алла!

Равнина, казалось, была уже очищена от врагов, когда на нее начали падать ядра. Шлепались о землю, кружились на ней бешено, разбрасывая искры, затем взрывались, вздымая тучи пыли, разбрасывая осколки, кося ими людей и коней. Когда поднятая в воздух земля осела, стали видны ряды пеших янычар и выстроившихся за ними конных спахиев — свежие силы, поглядывавшие до сих пор из укрытия на воинское искусство молдавских ратников.

— Покажем ли этим гадам спину, — крикнул капитан Георгицэ своему будущему тестю, нагнувшемуся в седле, чтобы вытереть клинок о листья куста, — или встретим достойно?

— Только вперед, сынок! — подбодрил его Фэуряну.

Яростное нападение молдаван снова привело янычар в замешательство. Но сквозь расстроенные порядки пехоты выехали вперед всадники — спахии. И началась отчаянная схватка, не утихавшая более часа. Тела падали с коней, валясь на землю, как мешки. Кони до щиколоток вязли в лужах крови.

С вышины, шипя, упала бомба. Разворотила кротовую кочку и взорвалась. Капитан Георгицэ ощутил, как что-то укололо его возле виска, как комья земли ударили его в грудь. Глаза его затуманились, пальцы разжались, выпустив саблю. Он повалился носом в мягкую конскую гриву. И тогда почувствовал, будто тонет — в реке, в озере или в море. Вода бурно лилась ему в рот, в ноздри и в уши. Он пытался бороться, но за шею и плечи его схватили чьи-то сильные руки. Капитан рванулся, и на недолгое мгновение ему стали видимы владельцы державших его могучих клешней. То была куча турок, волосатых, бородатых и потных. А может, то и не турки, подумал он вдруг, может, то были Сарсаиловы родичи? Просто он не заметил рогов... Дьяволы тут же захохотали, и смех их загрохотал оглушительно, сильнее грома. Когда они толкали его в воду, хохот несколько утихал; когда же вытаскивали на поверхность, — наваливался на него с убийственной силой. И капитан взмолился: «Не убивайте меня, всемогущие господа! Не убивайте, рано мне еще на тот свет, ведь я еще молод, разве не видите? Вся жизнь у меня впереди. Мне надо вернуться к моей Лине...» Но стальные когти вновь погрузили его в пучину и не стали поднимать обратно. Отбиваясь и задыхаясь, пытаясь вдохнуть хоть глоток воздуха, капитан увидел, как из глубины глубин на него наплывает прекрасная лужайка с цветами и ручьями, с деревьями и золотыми птицами, издававшими нежные трели. И на прекрасной той лужайке, в чаще цветов и трав, среди блеска источников и зелени явился вдруг образ