Лезвие сна - Чарльз де Линт

Изабель изо всех сил старалась отвлечься от чудовищности этой сцены и представить себе, что находится в анатомическом классе морга, как во время занятий в университете. Лицо убитого было залито кровью, но Изабель признала правоту Джона. Один долгий миг она смотрела на лицо Рашкина, затем скользнула взглядом по телу. Из-за многочисленных ран трудно было рассмотреть подробности, да Изабель и не стремилась к этому, но она увидела достаточно, чтобы понять, что убитый обладал более развитой мускулатурой, чем тот человек, которого они совсем недавно видели в заброшенном доме. Очертания висящего тела больше напоминали того Рашкина, которого целую вечность назад она встретила на площади перед собором.

Взгляд Изабель на секунду задержался на одной из страшных ран, и она была вынуждена отвернуться. Она обхватила себя руками, пытаясь удержать рвотные позывы. Стараясь больше не смотреть на труп, она отыскала взглядом Джона. Он по-прежнему стоял у двери и снова заткнул пистолет за пояс.

— Это ведь... правда? — тихо спросила Изабель и сама удивилась, насколько спокойно звучал ее голос. — Это действительно произошло?

Джон медленно кивнул:

— Только мы не знаем, когда это случилось. — Изабель окинула его озадаченным взглядом:

— Что значит когда?

— Он так же изменился, как и ты, — пояснил Джон, кивком головы указывая на труп. — Он моложе, намного моложе того Рашкина, которого мы оставили в Катакомбах.

Изабель согласно кивнула. Она чувствовала то же самое.

— И что это означает?

Джон пожал плечами, и в этот момент из дальнего конца студии раздался знакомый голос:

— А это означает, что создателю никогда не стоит рисковать и писать автопортрет, особенно если у него такой характер, какой был у нашего общего знакомого, висящего в данный момент на стене. Кто знает, что может появиться вследствие такого эксперимента?

Они резко повернулись на голос, и Изабель решила, что окончательно лишилась рассудка. Навстречу шел Рашкин, тот самый усталый и постаревший Рашкин, которого они видели в Катакомбах. Джон потянулся за пистолетом, но Рашкин оказался проворнее. Он поднял оружие и поверх ствола уставился на Джона.

— Так-так-так, — произнес он, покачивая головой. Джон помедлил, но всё же опустил руку.

— Так ты, — начала говорить Изабель, но остановилась; после внезапного появления нового действующего лица к ее тошноте прибавилось еще и головокружение. — Так ты один из ньюменов Рашкина?

Рашкин покачал головой:

— Теперь уже нет. Я и есть Рашкин и стал им очень много лет назад.

XVII

В продолжение всего рассказа Роланды Дэвис сидел повернувшись вполоборота, чтобы одновременно видеть собеседницу и наблюдать за улицей.

— Давайте внесем ясность, — сказал он. — Этот Винсент Рашкин, о котором вы рассказали, и есть тот самый Рашкин?

Роланда без промедления кивнула, и Дэвис задумался. Нельзя жить в городе и не знать самого выдающегося художника. Но нигде не было его портретов. Насколько было известно Дэвису, ни один человек не встречал его в течение последних двадцати или двадцати пяти лет. Полицейский считал, что художник давно умер.

— Как вы узнали, что это именно он? — спросил Дэвис.

— Простите? — не поняла Роланда.

И почему люди всегда извиняются, если чего-то недослышали или не поняли?

— Никто не видел его долгие годы, — пояснил он. — По крайней мере, насколько мне известно нигде нет его фотографий. Как же вы можете утверждать, что именно Винсент Рашкин похитил ваших друзей, а не кто-либо другой, назвавшийся его именем?

Роланда озадаченно взглянула на него, а потом воскликнула:

— Да какая разница! Людей до сих пор удерживают в этом здании против их воли.

С заднего сиденья раздался голос Козетты.

— Это Рашкин.

Оба собеседника недоуменно обернулись, и она добавила:

— Достаточно посмотреть на него, чтобы убедиться. Ни одно существо не может содержать в своем теле столько тьмы и при этом выдавать себя за человека.

Дэвис кивнул, но его молчаливое согласие относилось скорее к предыдущему замечанию Роланды, чем к любопытным доводам Козетты.

— Неужели ни одна из вас не знает, где мы находимся? — спросил он.

Роланда и Козетта отрицательно покачали головой, и Дэвис снова выглянул в окно, пытаясь узнать хоть одно здание. Он уже готов был отказаться от своих попыток, как вдруг высокое строение со множеством труб, торчащих из крыши, показалось ему знакомым. Через секунду он вспомнил название заброшенной фабрики, еще через секунду без труда мысленно представил ее на плане города. Дэвис достал из гнезда микрофон, передал в участок свои координаты и попросил прислать подкрепление. Дождавшись подтверждения от дежурного сержанта, он вставил микрофон на место и откинулся на спинку сиденья.

— И что дальше? — спросила Роланда, поняв, что детектив не собирается ничего предпринимать.

— Мы ничего не можем сделать, пока не прибудет подкрепление.

— Но люди к тому времени могут погибнуть!

— Послушайте, леди... Роланда, я должен следовать определенным инструкциям.

— А я не должна, — заявила Козетта.

Прежде чем они успели сказать хоть слово, она распахнула дверцу машины и вышла на темную улицу. Роланда и Дэвис увидели, как девочка метнулась к опрокинутой автобусной остановке. Некоторое время она наблюдала за зданием, сидя на корточках на том самом месте, где несколько часов назад произошла встреча с помощниками Рашкина Биттервидом и Скарой. Наконец Козетта решилась пересечь улицу, и тогда Роланда открыла дверь со своей стороны.

— Нет, постойте, — сказал Дэвис, удерживая ее за руку. — Не можем же мы все бросаться как сумасшедшие...

Роланда вырвалась из его рук.

— Поступайте как хотите, — сказала она. — Но не пытайтесь учить меня жизни, договорились?

Роланда вышла на тротуар и поспешила вслед за Козеттой. Дэвис от досады стукнул кулаком по приборной панели.

— Проклятие, — пробормотал он.

После чего наклонился и вытащил из-под сиденья пистолет. Выйдя из машины, он прислушался, но в ночной тишине не было слышно завывания полицейских сирен. Дэвис вздохнул и подождал еще минуту, а потом, в нарушение всех правил, отправился в заброшенный дом вслед за Роландой и Козеттой.

XVIII

Изабель разглядывала ньюмена Рашкина, это существо, которое художник имел глупость вызвать из прошлого при помощи автопортрета, и пыталась понять, кто именно находится перед ней. Она уже сомневалась, встречала ли когда-нибудь настоящего Рашкина. А если бы встретила, то смогла бы заметить разницу или нет? Того Рашкина, который стоял в студии и угрожал им пистолетом, она прекрасно помнила и знала. Она помнила черты его лица, голос, выражение глаз. Он держался с тем же высокомерием и, как она вскоре поняла, так же, как и Рашкин, которого она помнила, с удовольствием слушал самого себя. Изабель не могла относиться к нему иначе, как к своему бывшему учителю.