Имаджика. Примирение - Клайв Баркер

В Пятом Доминионе неотвратимо наступала зима. В Хэллоуин[11]люди в последний раз решились выйти на улицы без пальто, шляп и перчаток, и именно в эту ночь немалое число лондонцев впервые побывало на Гамут-стрит. Участники дружеских вечеринок прониклись духом кануна Всех Святых и пришли проверить, есть ли правда в странных слухах, которые ходят об этом месте. Большинство из них удалились спустя очень короткое время, но самые храбрые остались и принялись обследовать окрестности. Несколько человек долго стояли под окнами двадцать восьмого номера, изучая рисунки на двери и разглядывая обугленное дерево.

После этого вечера щипки холода превратились в укусы, а укусы — в постоянную, изнуряющую грызню, пока в конце ноября температура не упала так низко, что даже самые пылкие коты не совали больше нос на улицу, предпочитая греться у каминов. Но поток посетителей не прекращался — ни в том, ни в другом направлении. Вечер за вечером простые лондонцы приходили на Гамут-стрит и чуть не сталкивались нос к носу с туристами, выходящими из Четвертого Доминиона. Некоторые из горожан посещали окрестности с такой регулярностью, что Клем начал узнавать их и наблюдал за тем, как их исследования становились все более решительными, по мере того как они понимали, что испытываемые ими ощущения не являются первыми признаками безумия. Они чувствовали, что где-то здесь должны таиться чудеса, и, судя по всему, один за другим открывали их источник, ибо неизменно исчезали. Те же, кто не осмеливался войти в туман в одиночку, приходили с друзьями и показывали им улицу с таким видом, словно это был их тайный порок. Но вскоре они убеждались, что друзья видят то же самое, что и они, и шепот их сменялся громким смехом.

Слухи постепенно распространялись, но это было единственной радостью наступивших горьких дней и ночей. Хотя Тик Ро проводил в доме все больше времени и был, без сомнения, веселым малым, Клем очень скучал по Миляге. Он был не так уж удивлен его внезапному исчезновению — ангелы всегда знали, что рано или поздно Маэстро покинет этот Доминион, — но теперь они остались в одиночестве, и чем ближе становилась годовщина смерти Тэйлора, тем мрачнее было настроение у обоих. Присутствие стольких живых душ на Гамут-стрит лишь подчеркивало бедственное положение призраков, и их скорбь оказалась заразительной. Хотя Тэй был рад оставаться с Клемом во время приготовлений к Примирению, теперь те времена, когда они были ангелами-хранителями, отошли в прошлое, и его терзало то же самое желание, которым были охвачены призраки, бродившие вокруг дома, — умереть окончательно и уже ничего не чувствовать.

Наступил декабрь, и Клем задумался о том, сколько еще недель сможет он продержаться, если учесть, что отчаянье Тэя росло с каждым часом. После долгих колебаний он решил, что Рождество будет последним днем его службы на Гамут-стрит. После этого он оставит двадцать восьмой номер на разорение туристам Тика и вернется туда, где год назад они вместе с Тэем праздновали Возвращение Непобежденного Солнца.

Юдит и Хои-Поллои путешествовали по Доминионам не торопясь. Когда вокруг открывалось столько дорог, которые сулили столько новых радостей и развлечений, спешка казалась чуть ли не преступлением. Да и причин для нее не было. Ничто их не подгоняло, ничто не звало вперед. Во всяком случае, Юдит старательно делала вид, что это именно так. Каждый раз, когда всплывал вопрос о конечной цели их путешествия, она избегала говорить о городе, куда — в глубине души она в этом нисколько не сомневалась — им в конце концов суждено прибыть. Но название его все равно постоянно звучало вокруг — оно не сходило с уст едва ли не каждой женщины, которая встречалась им по дороге, и когда Хои-Поллои замечала, что это ее родина, ее немедленно засыпали вопросами. Правда ли, что после каждого прилива гавань наполняется древними рыбами, которые всплывают из глубин океана? Правда ли, что им известна тайна происхождения женщин и что ночью они поднимаются по ручьям на гору, чтобы поклониться Богиням? Правда ли, что женщины там могут теперь забеременеть без помощи мужчин, а некоторые даже видят своего младенца во сне, а потом просыпаются, держа его в руках? Правда ли, что в городе бьют фонтаны, которые превращают старух в молодых девушек, а вокруг них растут деревья с невиданными плодами? И так далее, и тому подобное.

Если женщины настаивали, Юдит рассказывала, что ей довелось увидеть в Изорддеррексе, но ее истории о том, как воды преобразили дворец и как ручьи опровергли законы тяготения, выглядели пресновато по сравнению с ходившими слухами. После нескольких разговоров, в которых ее чуть ли не силой пытались заставить описывать абсолютно неизвестные ей чудеса, она сказала Хои-Поллои, что больше не намерена вступать в беседы на данную тему. Но ее воображение не могло остаться равнодушным к чужим рассказам, какими бы невероятными и нелепыми они ни казались, и с каждой новой милей Постного Пути мысль о городе, который ожидает их в конце путешествия, пугала ее все больше и больше. Она боялась, что благословения Богинь уже утратили силу за долгое время ее отсутствия. Они могут знать, что она сказала Сартори, что любит его, и сделала это совершенно искренне, а тогда никто не станет защищать ее от гнева Джокалайлау, если она отважится еще раз войти в Их храм.

Впрочем, теперь эти страхи уже не имели значения. Юдит и Хои-Поллои продвигались вперед по Постному Пути и не собирались поворачивать обратно, тем более что обе чувствовали себя уже очень усталыми. Город звал их из облаков тумана, и они намеревались войти в него и встретить все, что их ожидает, — будь то суровый приговор, невероятные чудеса или глубоководные рыбы.

Но как же он все-таки изменился! Наступило более теплое время года, воздух стал едва ли не тропическим, а по улицам текло великое множество ручьев. Но удивительнее всего была растительность. Сквозь трещины и провалы потоки вынесли на поверхность семена и споры, томившиеся под землей, и благодаря заклинаниям Богинь они дали всходы и разрослись со сверхъестественной скоростью. Руины зазеленели древними, давно исчезнувшими формами растительности, и Кеспараты превратились в буйные джунгли. За полгода Изорддеррекс стал чем-то вроде затерянного мира, предназначенного только для женщин и детей, а нанесенные ему раны были исцелены всепроникающей флорой. Повсюду стоял терпкий, сочный запах, исходивший от плодов, под тяжестью которых ломились лозы, деревья и кусты. Их изобилие привлекло в Изорддеррекс животных, которые никогда не осмеливались приблизиться к городу. И конечно же, весь этот райский ландшафт был орошаем божественными водами, которые питали семена, вымытые ими из подземного мира, и по-прежнему упрямо стремились вверх по склонам холма. Сложенных корабликами молитв уже не было видно: то ли все чаяния местных жителей были исполнены, то ли, окрестившись в волшебной воде, они сами обрели силу исцелять и творить чудеса.