Призраки знают все. Рукопись, написанная кровью - Анна Данилова

«Они не позвонили в дверь, вот как вы, а ворвались. Целая группа людей, одетых в камуфляжную форму, лица скрывали маски… Я страшно перепугалась. Мало того, что я не оправилась после смерти Кирилла, а тут еще такое потрясение. Мы все эти шесть лет жили, как на пороховой бочке, ожидая со дня на день разоблачений, – уж слишком близко от нас кружил Харыбин и его люди, которых мы отлично знали по фотографиям. Мы знали, что Харыбин ездил в Загорск, наводить справки о Кирилле и вполне мог узнать там о том, что в духовной семинарии он не учился, или что-нибудь в этом духе. Хотя, с другой стороны, мы, разрабатывая наш план, воспользовались документами и схожестью внешности с одним семинаристом, без вести пропавшим около десяти лет тому назад. Быть может, он нашелся, не знаю… Но то, что Харыбин ездил в Загорск, – это точно, и с тех пор мы потеряли покой. Понятное дело, что Кирилла в действительности никто и не собирался убивать. У него был двойник, человек, услугами которого мы пользовались крайне редко, когда выезжали в другие города, и он служил нам для отвода глаз. Он был пьющим, но неглупым, ему можно было доверять. Тем более что мы платили ему неплохие деньги, на которые он содержал свою младшую сестру. И убить, понятное дело, должны были именно его. Сделать это должен был наш человек, Павел, тот самый, который являлся связным между Кириллом и девушкой из ИЦ».

«Так убили не отца Кирилла?»

«По чудовищному стечению обстоятельств убили именно Кирилла, и убил его, конечно же, не Павел, а, как вы теперь выяснили, Берестов. Поначалу я, когда увидела труп, была уверена в том, что это не Кирилл, что это его двойник… Его фамилия Кучин, и сразу после убийства Кирилла он исчез. Вместе с сестрой. Думаю, что он все понял и испугался. Но представьте себе мое состояние…»

«Что делали в вашем доме люди в камуфляжной форме, которые ворвались к вам вместе с Крымовым?»

«Они принялись обыскивать дом и даже сунули мне под нос какую-то бумагу, вроде разрешения на обыск. Но я спряталась от них в кладовке и заперлась изнутри.

Рукопись, которую я там хранила и которая вряд ли когда-нибудь увидела бы свет, потому что сам факт ее существования был для меня достаточен, чтобы удовлетворить свое угасающее чувство мести по отношению к покойному Кириллу, я спрятала на своей груди… Знаете, как это бывает? В доме начинается пожар, и человек бросается к самому ценному, что у него есть… Вот то же самое произошло и со мной.

Но дверь выломали, меня вытащили, и Крымов сам, первый, увидел под халатом на моей груди бумаги. Он выхватил их, сунул к себе за пазуху и приказал всем, кто был в доме, кроме нас, убираться».

«Вы уверены, что это был Крымов?»

«Да. Потому что позже, когда мы остались с ним одни, он достал свое удостоверение, показал мне его и признался, что устроил весь этот цирк специально для того, чтобы узнать, где я прячу записки отца Кирилла».

«Значит, он знал об их существовании и раньше?»

«Разумеется! Мне думается, что Кирилл сам рассказал о своем дневнике Лазареву. Уже решившись на измену ордену, он явно намеревался продать кому-нибудь свои излияния и, забрав Марину, исчезнуть куда-нибудь, спрятаться где-нибудь за границей, сменив имена и гражданство… Во всяком случае, он как-то проговорился о том, что ему все ЭТО надоело и он хочет все бросить и уехать».

Юле была знакома ситуация, когда люди в ее присутствии говорили совершенно абсурдные вещи в надежде на то, что собеседник или просто случайный слушатель «проглотит» эту информацию, чтобы затем, впоследствии, от этих фактов легко откреститься. Но далеко не каждый позволит, чтобы с ним обращались как с недоумком. И Юле приходилось призывать на помощь все свое терпение, чтобы не вспылить, не взорваться, наговорив этой превратившейся в мумию фальшивой вдове всю правду, какой бы невероятной она ни казалась.

А вот как Троицкая представила их отношения с Крымовым уже после того, как тот, забрав у нее рукопись, исчез из города:

«Не верю, что он знал истинную цену этим запискам, но, забирая их у меня, он не мог не понимать, что обрекает меня на верную смерть. Поэтому когда он спустя пару дней позвонил мне и предложил вернуть мне рукопись в обмен на другую информацию, раздобыть которую для меня на тот момент не представляло никакого труда, я немедленно согласилась. Связь с центром у нас была налажена превосходно, и мне действительно ничего не стоило узнать, где и под каким именем живет один француз, брат Жана Броше; в свое время последний был связан с мусульманской террористической организацией, сказочно разбогател на этом, но умер, как собака, в плену. Насколько я поняла (хоть Крымов и пытался скрыть, зачем ему понадобилось искать какого-то Броше, как раз брата этого Жана-террориста), его племянник Кристиан мечтал разыскать своего дядюшку, поскольку у этого Броше хранилось завещание отца Кристиана, в котором тот отписывал свое состояние сыну. Вся проблема для Кристиана состояла именно в том, чтобы найти неуловимого дядю, что мы довольно быстро и сделали. Думаю, что ваш приятель Крымов погрел на этом руки, поскольку Жан Броше был очень богатым человеком, следовательно, он оставил своему сыну сотни миллионов долларов».

Удивительно, но то, что касалось Кристиана Броше и интереса к этому делу Крымова, выглядело более-менее правдоподобным. И все равно: она не должна была так раскрываться перед человеком, с которым познакомилась всего лишь с час тому назад.

«И после того как вы нашли брата Броше, Крымов отдал вам рукопись?»

«Нет, он позвонил мне и сказал, что рукопись при нем, что на него из-за этих «чертовых бумаг» (он так и выразился) началась настоящая охота, что деньги, которые он заработал на Броше, по мнению Харыбина, Крымов выручил на продаже рукописи. И тогда мы договорились, что через две недели он сам приедет в С. и собственноручно вернет ее мне, как бы рискованно это ни было. И я поверила ему. В самом деле, он незлой человек и у него теперь есть деньги, какой ему смысл обманывать меня и, рискуя собственной жизнью, пытаться продать эти записки за границей?»

Черной вдове, очевидно, и в голову не приходило, что Крымовым могли двигать патриотические чувства. Более того, она не допускала этого! Поэтому, услышав фамилию Земцова и прекрасно зная, кем она приходится Крымову, Троицкая предположила, что рукопись Крымов решил передать через нее. И Юле ничего не оставалось, как подыграть ей в этом.

* * *

Рискуя быть непонятой, она все рассказала Шубину, который, выслушав ее фантастическую историю, потерял дар речи. Он смотрел на нее, как на тяжелобольную, разве что только не крутил пальцем у виска.

– Ты это серьезно? – осторожно спросил Игорь, надеясь, что она все же разыгрывает его: настолько то, о чем она говорила, походило на истеричную шутку.

– Вполне.

– Но как тебе в голову могла прийти мысль об этом ордене?

Отправляя Игоря в Москву за золотыми вещами отца Кирилла, Юля мотивировала это лишь тем, что с их помощью можно будет доказать связь Марины Бродягиной с убийцами священника. Больше того, поручая Шубину разыскать в подъезде дома Берестова крест и привезти в С., Юля и словом не обмолвилась о своих догадках, связанных с ее подозрением в отношении вдовы. Пока Игорь был в Москве, она почти целый день провела в читальном зале библиотеки, анализируя все публикации в центральной печати, посвященные личности отца Кирилла. В компьютерном зале ей помогли распечатать огромное количество статей об отце Кирилле, размещенных в электронной сети, – и все это лишь за последние полгода.