Рассвет наступит неизбежно - Франсин Риверс

— Может быть, так оно и есть, — мрачно произнес он. — Да, может быть, так оно и есть.

Весь день Атрет лелеял свое недовольство женой, всеми силами стараясь его оправдать. Она сама встала на пути справедливости, разве не так? Она сама решила жить без него. И с какой стати он должен позволять этой женщине направлять всего его мысли? Весь день он только и делал, что находил отговорки и оправдания своим поступкам.

Потом была очередная попойка. Когда Аномия пришла, чтобы поговорить с кем–то из мужчин, и посмотрела на Атрета, в ее голубых глазах горел знойный призыв. Когда она ушла, Атрет вспомнил тех женщин, которых когда–то приводили к нему в камеру лудуса. Временами ему хотелось, чтобы воспоминания о прошлом вообще стерлись из его сознания, чтобы они не оскверняли его брачное ложе. Но теперь эти воспоминания снова просыпались в нем, оживали, подкрепляемые надеждой, что удовольствия прошлого уведут его от боли настоящего. Но вместо этого Атрет впадал во все более глубокое и болезненное отчаяние.

Окружающие его воины помочь ему не могли. После долгих месяцев зимнего бездействия они жаждали работы. Но пока никто не объявлял войну, они могли только одно — сидеть, пить и рассказывать о тех битвах, из которых они вышли победителями. Никто из них не вспоминал о поражениях. Рассказывались также непристойные байки, и каждый старался в этом отличиться. Время от времени все взрывались дружным хохотом. Иногда вспыхивали споры по самым пустяковым поводам, нередко перерастающие в драки между самыми молодыми и сильными, которые стремились доказать, что они настоящие мужчины.

Атрет не присоединялся к ним. Он сидел в дальнем углу, и по выражению его глаз и лица было понятно, что подходить к нему не стоит. Он пил, стараясь заглушить свою боль. Но безуспешно.

Шум в доме нарастал, мужчины спорили, играя в кости. Голова Атрета разламывалась от эля. Поднявшись, он направился к задней двери, ему хотелось побыть одному.

Когда он нетвердым шагом направился в лес, в небе светила бледная луна. Он не понимал, куда идет. Ему было все равно. Тут он услышал тихий голос, зовущий его, и его сердце замерло.

— Рицпа? — прошептал он, оглянувшись вокруг.

Но его звала Аномия, стоявшая в темноте леса.

Занятый своими переживаниями, он двинулся к ней, сам не зная, зачем. Она взяла его за руку и повела дальше в темноту.

— Я знала, что ты придешь, — сказала она и прильнула к нему. В ней чувствовалась неутолимая страсть, которая передавалась и ему. — Я знала, что ты придешь ко мне. — Во всем ее голосе слышалось желание, которое напоминало ему о других временах, о другой женщине. Эти воспоминания молнией пронеслись в его голове и открыли старые раны.

Юлия. Она была такой же, как Юлия, с таким же огнем в крови и неудержимым плотским желанием.

— Что ты здесь делаешь? — простонал он, чувствуя слабость от выпитого эля.

— Ты хотел встретить меня здесь. Я знала это, когда вечером посмотрела в твои глаза.

— Я пришел сюда подумать.

— Неправда, — Аномия прижалась к нему еще сильнее, вцепившись в него пальцами. — Ты пришел сюда для того, чтобы быть со мной. Ты хочешь быть со мной, как и я хочу быть с тобой. — В ее голосе чувствовалась животная страсть. — Я вижу это в твоих глазах каждый раз, когда ты смотришь на меня. Ты весь сгораешь от страсти, как и я.

Ее тело двигалось. Ее руки двигались. У него перехватило дыхание.

— Перестань.

— Почему ты меня останавливаешь? Ты же хочешь этого. Ты хотел быть со мной с самого начала. — Аномия слегка откинула голову назад, желая, чтобы он прильнул губами к ее шее. — Ну что же ты, Атрет? Делай то, что ты хочешь.

«Рицпа просила меня сказать тебе, что любит тебя и всегда будет тебя любить».

Атрет взглянул на Аномию и почувствовал, как от ее лица пышет горячее дыхание ада. Ее рот был подобен отверстой могиле. Он оттолкнул ее от себя и отпрянул назад.

— Нет. — Всеми силами он боролся с туманом в голове, который навеял на него хмель. — Нет.

Аномия опять подошла к нему, ее волосы развевались от прохладного ночного ветерка. Атрет чувствовал их мягкое прикосновение, будто какая–то паутина пыталась закрыть ему глаза.

— Ты хочешь меня, — продолжала шептать Аномия, проводя руками по его груди. — Я же чувствую, как стучит твое сердце.

— Ты похожа на Юлию, — гневно произнес он.

— Юлию? Кто это такая? — Аномия отдернула руки и прищурила глаза.

Атрет отошел от нее, чувствуя, как от эля у него кружится голова.

— Мать Халева, — машинально сказал он, совершенно не думая; прохладный ветер только усиливал хмель от эля.

Мать Халева? Глаза Аномии заблестели. Она подошла ближе.

Атрет слегка покачнулся и горько засмеялся.

— Юлия, прекрасная распутница Юлия. Она подошла ко мне в храме Дианы, одетая, как последняя шлюха, с колокольчиками на лодыжках. Она была так же прекрасна, как ты, и так же растленна, как гниющее тело.

Растленна, как гниющее тело? Аномию охватили гнев, холод и обида.

— Я люблю тебя. Я всегда, сколько себя помню, люблю только тебя.

— Любишь? — усмехнулся он. — Что ты вообще знаешь о любви?

Аномия вся затряслась, и на глазах у нее заблестели слезы — слезы ярости.

— Я знаю, что значит тосковать по человеку, а потом видеть, как он к тебе равнодушен. — Как он смеет так вести себя с ней? Она — верховная жрица, у нее больше власти, чем у его матери, чем у Гундрида. Половина мужчин в деревне без ума от нее! Некоторые готовы продать свои души, чтобы только попробовать то, что она сейчас готова дать ему!

Атрет увидел ее слезы и пожалел о своей резкости. Наверное, Аномия действительно любит его. Тщеславие не давало ему видеть, какое хитрое сердце скрывается под вполне невинной внешностью.

Аномия знала это. Он так горд, так дорожит собой. Она снова положила ладонь на его руку, ее волосы продолжали развеваться на ветру, задевая его.

— Меня домогалось множество мужчин.

— Не сомневаюсь, — хрипло произнес он.

— А я берегла себя для тебя. Я девственница. Ни с одним мужчиной у меня ничего не было. Я ждала тебя.

Атрет смотрел на нее, поразившись услышанному. Никогда в жизни он еще не видел девственницы, мыслящей и ведущей себя, как блудница.

Его тело реагировало на ее действия. Он знал, чего она от него хочет, и это искушение вызывало в нем жестокую борьбу.

— Нет, — сказал он, решив закончить все сейчас, пока не поздно.

— Почему?

— Потому что однажды я уже прошел по этой дороге и больше по ней не пойду. — Если бы он не устоял перед этим искушением, это кончилось бы для него катастрофой. Он уже знал, что значит оказаться в плену страстей из–за такой женщины.