История Османской империи. Видение Османа - Кэролайн Финкель

Помимо уже упомянутой русской церкви в Бейоглы, туркам, по условиям различных статей договора, предлагалось не притеснять христиан островов Эгейского моря, дунайских княжеств Молдавии и Валахии, а также западной Грузии. Австрийский дипломат Франц Тугут, который во время мирных переговоров представлял в Стамбуле интересы своего императора, охарактеризовал статьи договора, касавшиеся русских требований взять под защиту всех православных христиан Османской империи, как результат «русской сноровки» и «турецкого тупоумия». Но Тугут только догадывался о содержании договора и написал эти слова до того, как получил возможность ознакомиться с его текстом в окончательной редакции. Ответственность за утверждение, согласно которому Россия одурачила турок, можно возложить на любого историка, написавшего свой труд в конце XIX века, в период наивысшего подъема националистических и антитурецких настроений. Такой историк, умалчивая о том, при каких обстоятельствах Тугут сделал свои выводы, ссылался на него как на неоспоримый авторитет. Подобное толкование, да еще и с выводом, что в 1774 году Россия на самом деле добилась права вмешиваться во внутренние дела Османской империи, получило поддержку после окончания Крымской войны и с тех пор, то есть со второй половины XIX века, снова и снова находит своих приверженцев.

Впрочем, сам этот договор составлен так, что при его толковании легко допустить ошибку: он написан в трех экземплярах (на русском, турецком и итальянском языках), тексты которых не были согласованы. Кроме того, был французский перевод русского текста договора, изданный правительством Екатерины в 1775 году и ставший инструментом европейской дипломатии.[48] Эта текстовая неразбериха, а также претензии Екатерины стать защитницей православных подданных Османской империи привели к еще большим неясностям в понимании смысла договора, который стали толковать в пользу России. Не удивительно, что когда Россия распространяла свое влияние на Балканах, от религиозных проповедников можно было услышать еще одно истерическое утверждение Тугута, согласно которому поддержка Россией «схизмы»[49] православия неминуемо повлечет за собой конец католичества на Ближнем Востоке. Но когда князь Меттерних, который в 1821 году во время греческого восстания против турецкого правления был министром иностранных дел Австрии, тщательно изучил этот договор, он отказался признать его обоснованием того, что русские имеют право защищать православных христиан Османской империи. Каким бы ни был подлинный смысл Кучук-Кайнарджийского договора, значение имело его последующее толкование, а Россия чрезвычайно умело сыграла на всех его двусмысленностях и противоречиях.

В Крымском ханстве послевоенные годы отличались чрезвычайной нестабильностью, так как поддерживаемые Россией претенденты на престол соперничали с теми, кому благоволили турки. В апреле 1777 года ханом стал ставленник Екатерины Шахин Гирей, который произвел на нее большое впечатление благодаря своей приятной наружности и венецианскому образованию, еще когда он находился в Петербурге, где, действуя от имени своего брата, Сахиб Гирея, готовил договор о независимости, подписанный в 1772 году. Он пытался учредить военные и административные институты, необходимые государству, уже не подчинявшемуся своему имперскому владыке, но то явное предпочтение, которое он отдавал немусульманским меньшинствам Крыма, видя в них движущую силу задуманной им модернизации, стало причиной восстания, и вскоре ему на помощь была направлена русская армия. Эти войска не спешили возвращаться домой, в особенности после того, как Шахин Гирей полностью лишился поддержки своих подданных мусульман. Крымские христиане опасались, что после ухода русских последуют репрессии со стороны мусульман, и многие из них были переселены на территорию России. Подстрекаемый татарами-изгнанниками, которые обосновались в Стамбуле, султан в 1778 году направил в Крым эскадру под командованием аристократа из северной Малой Азии Каникли Ходжи Али-паши, поручив ему сместить Шахин Гирея, но из этого ничего не вышло, и в силу сложившихся обстоятельств адмирал признал Шахин Гирея ханом.

В 1779 году русская армия вышла из Крыма, поскольку она была обязана это сделать по условиям соглашения с турками. Шахин Гирей продолжал свои реформы, хотя они и шли с большим трудом, но его территориальные притязания в регионе, которые он стремился осуществить в ущерб туркам, и его неспособность подчинить своей власти даже соперничавших с ним братьев, привели к тому, что в 1782 году на Кубани вспыхнул мятеж. Екатерина снова направила войска, но на этот раз они не ушли, — понимая, что цель сделать Крым стабильным и независимым недостижима, она 8 апреля 1783 года объявила об аннексии ханства. Следующие четыре года Шахин Гирей провел в России, где, находясь в тюремном заключении, обдумывал планы побега в Стамбул. Он подавал прошения и султану, и императрице, но вскоре понял, что он не более чем пешка в их политической игре. В 1787 году Екатерина разрешила ему уехать, и, поверив обещанию, что он получит поместье во Фракии (что было традиционной привилегией крымских ханов), он в начале лета отправился в Эдирне. Когда султану Абдул-Хамиду стало известно о том, что Шахин Гирей приближается к городу, он понял, что настал момент отомстить хану за его вероломство, и вместо Фракии направил его в ссылку на Родос, тайно приказав, чтобы «этот неверный мерзавец и обманщик» был как можно скорее казнен.

Впрочем, бывшему хану удалось продлить свою жизнь еще на два месяца: последующие указы о его казни затерялись в пути, а чиновнику, который отвечал за охрану Шахин Гирея во время плавания на Родос, не хватило смелости его убить. Оказавшись на Родосе, он сразу же нашел убежище во французском консульстве, но, в конечном счете, был оттуда выдворен силой, и смертный приговор был приведен в исполнение. Таким оказался постыдный финал трехсотлетней совместной истории крымских ханов и османских султанов.

После этого началась интенсивная русская колонизация и заселение степных районов, а также строительство Черноморской эскадры с базой в Херсоне, расположенном в устье Днепра, всего в двух с половиной днях плавания из Стамбула. Императрица Екатерина не спешила с аннексией крымских владений: в 1770 году российский государственный совет сделал заявление, согласно которому «татары никогда не смогли бы стать полезными подданными Ее Императорского Величества и были бы слабой защитой на границах с их единоверцами, турками», и через несколько лет ее мнение на этот счет мало изменилось. Даже в 1778 году, когда вспыхнуло второе восстание против Шахин Гирея, она, несмотря на давление своих советников, похоже, не собиралась лишать Крым независимости. Но со временем все изменилось: ее любовнику и фавориту Григорию Потемкину приписывают то, что он в 1783 году убедил ее присоединить Крым, оправдывая это тем, что Россия не получила должное по Кучук-Кайнарджийскому договору.

Потеря крымских владений стала для Османской империи ударом такой силы, который в прежние времена привел бы к немедленному объявлению войны. Этого не произошло только по причине ослабленного состояния вооруженных сил империи, ее пустой казны и доминирующего влияния государственных деятелей, которые поддерживали мир, невзирая на цену, которую они заплатили. Противоречивые мнения внутри правящей элиты (будь то стремление вернуть утраченное или, исходя из высших интересов государства, хладнокровно признать поражение) отражали болезненный процесс приспособления к миру, в котором идеология «постоянного расширения границ» уже не отвечала интересам Османской империи. Нарушения Кучук-Кайнарджийского мирного договора и дополнений к нему допускали обе стороны, но Ахмед Ресми-эфенди нашел еще одного сторонника своей пацифистской позиции в лице великого визиря Халил Хамид-паши, который, находясь на этом посту в период с 1782 по 1785 год, улучшил оборону северных рубежей империи, но в то же самое время выступал за безропотное признание потери Крыма. В 1784 году Россия оказала давление на султана Абдул-Хамида с целью заставить его подписать документ, подтверждающий согласие Османской империи с новой ситуацией (что неизбежно вызвало бы негодование самых широких слоев населения, если бы об этом стало известно). И все же такой документ был тайно подписан, причем не только султаном, его визирями и представителями высшего духовенства, но также (по воле русских) и престолонаследником Селимом, который был племянником Абдул-Хамида, а позднее стал султаном Селимом III.