Пассажир - Жан-Кристоф Гранже

* * *

Чтобы попасть в библиотеку, ей пришлось ждать пяти часов. Как и другим, Анаис приходилось подчиняться тюремному распорядку. Между тем расписание каждый день менялось, чтобы сорвать любую попытку побега.

Попав наконец в библиотеку, она отыскала книги по истории фотографии. С тех пор как Ле-Коз рассказал ей о дагеротипах, она возлагала на этот след большие надежды. Если убийца с Олимпа действительно применял этот метод, чтобы увековечить свои преступления, ей необходимо узнать о нем все.

Замысел ее был прост. До сих пор убийца соблюдал величайшую осторожность. Им так и не удалось выяснить происхождение героина, равно как и воска, перьев и крыльев дельтаплана. Точно так же они не сумели обнаружить источник анестезирующего препарата, которым преступник усыпил принесенного в жертву быка. Между ним и орудиями преступления никакой связи установлено не было. Но, возможно, он проявил меньшую осмотрительность в том, что касается дагеротипов? Что, если материалы, которых требует эта особая техника, выдадут его?

Судя по книгам, изобретение Луи Жака Манде Дагера датировалось серединой XIX века. В техническом отношении оно заключалось в полировке медной пластины, покрытой слоем серебра. Затем носитель обрабатывали парами йода, чтобы сделать его светочувствительным. На следующем этапе на эту пластину с помощью объектива проецировали изображение, которое затем проявляли, обрабатывая парами ртути. Отполированное зеркало с полученным изображением погружали в тиосульфат натрия, чтобы защитить от воздействия кислорода слоем хлорида золота.

Иллюстрации в книгах не отличались зернистостью, зато блестели, словно ртуть. Они напомнили ей сновидения. В этих фотографиях таилось то же противоречие, что и в снах: они представлялись одновременно темными и светящимися, неясными и точными. Зрительно это выглядело как черное облако, разрывы которого образовывали серебряные узоры, настолько переливчатые, что они казались нереальными.

Она углубилась в профессиональное издание. Поняла она немногое, но все же достаточно, чтобы усвоить, что техника эта сложная и требует много времени, особенно в момент съемки. Трудно поверить, что на месте преступления убийца мог потратить столько времени, чтобы запечатлеть дело рук своих, следуя этому методу. Но нашли же они рядом с телом Икара этот осколок зеркала. Убийца разбил первую светочувствительную пластину и вынужден был воспользоваться другой. Он постарался собрать все осколки, но один все-таки пропустил. Только так можно объяснить, откуда взялся этот фрагмент.

Тут она задумалась, предоставили ли Солина полную запись ее телефонного разговора с Ле-Козом. Похоже, что нет. О дагеротипах он не упоминал. А значит, только у нее есть эта зацепка.

Оторвавшись от книги, она закрыла глаза и попыталась представить себе, на что похожи дагеротипы, снятые на месте преступления. Минотавр. Икар. Уран.

И тут Анаис открыла глаза. В ее воображении пластины были не серебристыми, а золотистыми. Скорее даже красноватыми. Этапы их химической обработки по этому старинному методу сами собой связались у нее с неразгаданной тайной тела Филиппа Дюрюи. С выкачанной из него кровью. У нее вдруг возникла необъяснимая уверенность, что, проявляя дагеротипы, убийца использовал гемоглобин своих жертв. Так или иначе, он применял этот эликсир жизни, чтобы высветить изображение.

Анаис всегда увлекалась искусством. Сейчас ей кое-что вспомнилось. Если верить легендам, сам Тициан добавлял кровь в свои полотна. Рубенс использовал ее, чтобы усилить тепло световых пятен, трепет плоти. Существовал и другой миф: в XVII веке человеческую кровь использовали для приготовления состава, который смешивали с маслом и красками, чтобы получить высшего качества живописный фон.

Не важно, правдивы или лживы эти истории, сейчас они питали сценарий Анаис. Она была недостаточно подкована в химии, чтобы догадаться, какая роль в нем отведена гемоглобину и оксиду железа, зато она не сомневалась, что Олимп убийцы представляет собой картинную галерею, в которой хранятся пласты сухой крови и хлорида золота.

— Шатле, на выход.

Перед ней стояла надзирательница. Анаис спросила, можно ли ей отксерить несколько страниц. Ей сказали, что нельзя. Она не стала настаивать. И даже когда позади остались длинные коридоры и запертые двери, ее возбуждение не улеглось. Дагеротипы. Алхимия. Кровь. Ей явно удалось что-то нащупать, вот только как это проверить?

Вместо ответа за ней захлопнулась дверь камеры. Она легла на кровать и услышала за стеной радио кого-то из заключенных. Программа «6–9» на «Энерджи». Лили Аллен, проездом в Париже, давала ведущему интервью. Английская певица рассказывала о своем знакомстве с первой леди Франции Карлой Бруни.

— Вы бы хотели спеть с ней дуэтом? — спросил ведущий.

— Не знаю… Карла высокая, а я совсем маленькая. Это бы странно выглядело. Я куда лучше спелась бы с Саркози!

Анаис хватило сил улыбнуться. Она обожала Лили Аллен. Особенно ее песню «22», в нескольких словах рисовавшую обычную и безысходную судьбу тридцатилетней женщины, которая и не заметила, как пролетела молодость. Каждый раз, когда она смотрела клип — девушки в туалете ночного клуба, подновляя перед зеркалом макияж, надеются подновить и свою жизнь, — она словно видела саму себя.

It’s sad but it’s true how society says

Her life is already over

There’s nothing to do and there’s nothing to say.[56]

Она закрыла глаза и вернулась к мифическим изображениям.

Дагеротипы, покрытые кровью.

Ей надо выбраться отсюда.

Напасть на след этого ублюдка.

Остановить хищника с повадками вампира.

* * *

Очередной датинг проходил в «Веге», новомодном баре в Девятом округе. Здешняя обстановка ничем не напоминала тропическую атмосферу «Питкэрна»: сплошь хромированные поверхности и светодиодные лампы. Слева — подсвеченный голубым бар, похожий на аквариум. Справа стояли диванчики в форме инфузорий. В роли столиков выступали серебристые кубы.

На барной стойке были расставлены «Blue Lagoon»,[57]коктейли на основе кюрасао, словно светившиеся в полумраке. Приглушенно вибрировала мягкая электронная музыка.

Холл был украшен картинками в рамках из нержавейки, изображавшими героя японского мультика конца семидесятых, Грендайзера. Он был с планеты Вега, а бар отдавал дань моде самых уродливых лет XX века — eighties.[58]

Вечеринка начиналась в девять вечера. Шаплен пришел в половине девятого. Ему хотелось застать Саша врасплох. В пустом зале, не сняв пальто, она раскладывала по столикам картонки с номерами и не слышала, как он вошел. Шаплен воспользовался этим, чтобы понаблюдать за ней. Видимо, Саша была уроженкой Нидерландских Антильских островов. С короткой стрижкой, ростом под метр восемьдесят, спортивного телосложения и с непропорционально крупными руками, она, несмотря на свою красоту, выглядела тяжеловесной и массивной. Временами ее можно было принять за трансвестита.