Белое дело в России: 1917-1919 гг. - Василий Цветков

В своем докладе генералу Алексееву генерал Флуг отмечал эту особенность участия иностранных войск во внутрироссийских делах: «Идея военной интервенции союзников, предпринимаемая во имя восстановления русского, противогерманского фронта, упраздненного большевиками, не заключает в себе ничего такого, что давало бы основание противодействовать ее осуществлению. Возможность неблагоприятных последствий такой интервенции в смысле ущерба крупным государственным интересам России на Дальнем Востоке и в Сибири исключалась по соображениям о несомненном существовании взаимного соперничества держав. Пример такого, взаимно нейтрализующего, соперничества пришлось наблюдать во время военной интервенции держав в Китае в 1900–1901 гг. (подавление «боксерского восстания». – В.Ц.) и последовавших за нею событий; что же касается менее существенных компенсаций, которые пришлось бы предоставить за оказанную помощь, то они окупались бы во много раз восстановлением единства и целости России».

Как и везде на Транссибе, чешские части во Владивостоке первоначально заявляли о своем «полном нейтралитете». Но после того как местный Совет предъявил им требование о разоружении, начальник 2-й чехословацкой дивизии генерал Дитерихс ультимативно потребовал от Совета разоружить все имеющиеся в городе красноармейские части. Чехи предупредили красногвардейцев, и в ночь на 29 июня 1918 г., после небольших столкновений, Владивосток полностью заняли чехословацкие войска (из них была образована специальная Владивостокская группа, командование над которой принял Дитерихс). После этого представители союзных держав (Главнокомандующий Азиатским флотом САСШ адмирал А. М. Найт, командир спецдивизиона Императорского японского флота вице-адмирал X. Като, каптиан британского флота Пэйн, начальник французской военной миссии при Чехословацком корпусе полковник Парис, капитан китайского крейсера «Хай-Юн» X. Лю и комендант Владивостока капитан Чехословацкого корпуса Бадюра) подписали декларацию-обращение о переходе города и порта под международный контроль (предполагалось сделать Владивосток «порто-франко»). 6 июля оно было опубликовано: «Ввиду опасности, угрожающей Владивостоку и союзным силам, здесь находящимся, от открытой и тайной работы австро-германских военнопленных, шпионов и эмиссаров, настоящим город и его окрестности берутся под временную охрану союзных держав, и будут приняты все необходимые меры для защиты как от внешней, так и внутренней опасности. Все приказы, изданные до сего времени чехословацким командованием, продолжаются в силе… военные силы и полиция будут усилены таким количеством союзных сил, какое будет найдено необходимым для предотвращения опасности со стороны австро-германских агентов… Настоящий акт делается в духе дружбы и симпатии к русскому народу, в надежде, что период спокойствия даст возможность сбросить иго тиранической диктатуры австро-германских держав, спешащих навязать это иго русскому народу на долгое время». В разной численности во Владивостоке оказались японские, американские, английские, французские, итальянские, китайские и сербские воинские контингенты (практически в это же время те же государства, за исключением Японии и Китая, высадили свои контингенты в Архангельске).

Несмотря на это, еще около месяца действиям военных Антанты не давалось подтверждения со стороны правительств их стран. Окончательным официальным актом, определившим «цели отправки союзных войск в Сибирь» в 1918 г., можно считать обращение от имени Министерства иностранных дел САСШ от 3 августа. В нем четко говорилось о важности военной помощи Чехословацкому корпусу (и только ему) и о «невмешательстве ни в политические дела России, ни в ее суверенные права, ни в ее внутренние или даже местные дела в сфере территорий, которые могут занять его (правительства САСШ. – В.Ц.) вооруженные силы» (полный текст см. приложение № 14). Аналогичные по содержанию официальные документы были опубликованы также представителями всех стран – участниц ввода военных контингентов во Владивосток (Декларация японского правительства от 2 августа; Обращение британского правительства, подписанное главой МИД лордом Бальфуром от 15 августа; Декларация Высокого комиссара французского правительства в Сибири М. Реньо от 10 сентября; Декларация итальянского правительства за подписью главы МИДа Соннино от 3 декабря 1918 г. и Декларация китайского правительства от 30 августа 1918 г.).

Антибольшевистским центром на Дальнем Востоке стремилось стать «дерберовское правительство». Его основой стала делегация, отправленная из Омска еще Временным Сибирским Областным Советом (особоуполномоченный Е. В. Захаров, главноуполномоченный для внешних сношений инженер Л. А. Устругов, бывший прокурор Московской Судебной Палаты А. Ф. Сталль). Перед делегацией были поставлены, в частности, задачи: «информировать представителей иностранных держав о сформировании областной сибирской власти», а также установить экономические и дипломатические контакты с представителями иностранных государств. Для обоснования сибирской автономии предполагалось сослаться на решение Всероссийского Учредительного Собрания о федеративной форме государственного устройства. Поскольку создание власти В СП происходило без участия представителей Дальнего Востока (в выборах Областной Думы не участвовала, например, обширная Амурская область), то и «личный состав сибирского правительства, и программа его деятельности были малоизвестны на Дальнем Востоке». Сибиряки проявляли вполне очевидное намерение включить Дальний Восток в государственную юрисдикцию В СП. После ликвидации СОД на Дальний Восток переехало большинство бывших членов созданного ранее в Томске ВПАС. С санкции ВПАС в Чите и Иркутске были образованы политические эмиссариаты.

После выступления Чехословацкого корпуса и высадки союзников правительство Дербера заявило о себе как о законном представителе власти в Сибири. В Приморской же области, по утверждению членов ВПАС, «единственной признанной краевой государственной властью» могла считаться только Приморская областная земская управа. Это, однако, не вполне согласовывалось с официальным заявлением союзного командования от 6 июля, согласно которому «власть земства и городского самоуправления признается в пределах местных (не более. – В.Ц.) дел». Тем не менее представители ВПАС неоднократно заявляли протесты по поводу игнорирования их полномочий. Опротестовывались «беззакония действий отряда атамана Калмыкова», а также действия представителей союзного командования и дипломатов во Владивостоке, относящиеся к торговой, финансовой и даже военной сферам («назначения русских командующих военными силами» без согласования с правительством): «Временное Правительство Автономной Сибири считает своим долгом заявить, что при всех стараниях правительства к самым дружественным отношениям с союзными державами и к полной согласованности действий с ними в деле совместного достижения общих задач, тем не менее, неся ответственность перед Россией за полную неприкосновенность ее суверенных прав, оно ни в коем случае не может согласиться на санкционирование союзниками ее актов внутреннего управления» (текст ноты председателя Совета министров И. Лаврова и управляющего министерством иностранных дел П. Дербера Дипломатическому Совещанию во Владивостоке, 3 сентября 1918 г.).

«Выход из подполья» ВПАС совпал по времени с образованием ВСП, также претендовавшего на полноту власти в Сибири и на Дальнем Востоке. Однако если Омск мог представиться лишь «пятеркой» министров (П. В. Вологодский, В.М. Крутовский, И.А. Михайлов, Г. Б. Патушинский и М.Б. Шатилов), то на Дальнем Востоке имелось 12 министров и около 20 товарищей министров, полномочия которых также были утверждены Областной Думой, включая самого Дербера. Гинс не без основания отмечал, что «… если бы появились на горизонте некоторые фигуры из Дерберовской группы – весь авторитет Омской власти разлетелся бы в прах…» (1).