Сто полей - Юлия Латынина

Командир прочитал бумагу и приказал снимать лагерь.

* * *

Ванвейлен сквозь прибор ночного видения смотрел, как снимают с частокола боевые веера и значки.

– Они уходят, – сказал Ванвейлен в ладанку на шее. – Одевайтесь и спускайтесь во двор. Я там буду через полчаса.

Бредшо сидел в лодке притихший и мрачный.

Ванвейлен внезапно схватил его за плечи и повернул к уходящему берегу.

– Видишь домики, – сказал он. – Вот они могут что-то сделать с этой страной. Люди, которые не расточают нажитое, а берегут и вновь вкладывают в дело. Люди, для которых честность – лучший капитал, а труд – долг и призвание. Только они, а не любители грязной власти и грязных денег, торговцы амулетами и законами.

Бредшо молчал, покручивая на груди серебряный крестик.

Вскоре лодка причалила к опустевшему Козьему-Гребню. Верещали цикады, шуршали камыши, тихо и печально попискивал аварийный передатчик. Люди продрались в середину ежевичника и начали копать. Так было дольше, но надежней: никто не полезет в эти колючки. Сколотили деревянный щит, чтоб закрыть яму.

Через два часа подняли крышку грузового люка и были на корабле.

Ванвейлен сгрузил с плеч переметную суму. Содержимое ее в основном состояло из драгоценных камней, – не меньше восьмой части разысканного на островах золота превратилось в крупные и большею частью плохо ограненные камни из страны варваров. Исключение составляли две вазы времен пятой династии, даже не золотые, а серебряные, тончайшей работы с изображением брачующихся птиц. Вазы глупые варвары тоже продали на вес, – работу мастеров они совершенно не ценили, и даже не продали, а подарили советнику Ванвейлену в обмен на какой-то указ.

Через пять минут Ванвейлен сидел за центральным пультом, исчисляя ущерб. Было разрублено несколько кабелей – неприятность на десять минут работы. Центральный дисплей вспучился неровным розовым шрамом. Реактивная пуля ушла внутрь корабля и нагадила там еще часа на три.

Вся остальная аппаратура работала безупречно, и кошмарное ее поведение пять месяцев назад как было, так и осталось непонятным. Ну да, привиделся мозгу корабля кошмар, люди видят кошмары, а компьютеру, что ли, нельзя? Что тут такого, господа?

«Черные ящики» записали все происходившее. Ванвейлен сидел в командирском кресле, пытаясь понять, какими глазами глядел на корабль покойный экзарх Варнарайна.

Стависски тихо ругался рядом. Вейцы, похозяйничав на пульте, запустили-таки систему предполетной подготовки, – единственный блок команд, не требовавший санкции командира корабля. Стартовые аккумуляторы стали добросовестно подавать энергию в конвертер и теперь были совершенно пусты. Для зарядки нужна была либо стационарная подпитка – грошовое удобство на любом космодроме – либо два дня.

– Нагадили – и даже не заметили, – жаловался Стависски.

– Ничего. Мы тоже, может быть, нагадили и не заметили, – сказал Бредшо.

Ванвейлен вызвал остальной экипаж: связь работала отлично. Те выслушали новости:

– Все, кто знал о корабле, мертвы. Корабль не поврежден. Груза нет. Приборы починим к утру. Аккумуляторам нужно два дня.

– Что же мы, через два дня улетим? – спросил Бредшо.

– Нет, – ответил Ванвейлен, – мы улетим не раньше, чем я разыщу ваш груз, Сайлас.

– И как мы погрузим его? Это невозможно!

– Я и не собираюсь брать его на корабль. Я его утоплю в любом глубоком озере. За взятку мне все устроят. А если я этого не сделаю, то рано или поздно на него напорются. И пока я жив, этого не будет.

* * *

Через час после заката, когда народ вернулся с полей, араван Арфарра в сопровождении нескольких сотен всадников прибыл в посад Небесных Кузнецов и соскочил на землю перед круглой сельской управой, где собрался народ на вечернюю проповедь.

Посад Кузнецов! Бывшие бунтовщики, нынешние стяжатели! Язва на теле государства, проклятое место, где не действуют государственные законы, где вместо чиновников – выборные старосты!

Сын Мереника покосился на вошедших и рассудил, что не подобает прерывать заведенный чин ни ради старого знакомого, ни, тем более, ради большого чиновника. Тем более что проповедь его, надо сказать, была очень хороша и трактовала о том, что нынешний режим – и есть обещанное пророком время Великого Света, и нигде лучше народу житься не может.

– Нынче государь и народ едины, – объяснял сын Мереника, – ибо чем зажиточней народ, тем зажиточней государство. Когда народ приумножает, а государь охраняет умноженное, – это и есть время Великого Света.

Собравшиеся зажигали розовые палочки и молились за свое счастливое настоящее. Когда проповедь кончилась, новый араван провинции взошел на помост и сказал:

– Я рад, что в посаде теперь уважают государя и честный труд, – но не все вами нажито честным трудом. Самые стены ваших домов говорят об ущербе, нанесенном государю. Вы сложили их из обломков разоренного вами города. По закону за порчу казенного имущества полагается исправительное поселение. Но справедливость – выше закона. Сердце государыни Касии не может не смягчиться при мысли о страданиях двух с лишним тысяч подданных. Государыня Касия не хочет карать людей – она лишь требует, чтобы взятое у государства было ему возвращено. Через два месяца город Шемавер должен быть восстановлен.

Люди молчали ошеломленно. Кто-то выронил курительную палочку. Запахло паленой циновкой. Подскочивший воин затопал по полу ногами.

– Стало быть, правду говорят, – сказал, выступив вперед, староста: – Крупное ворье не тронете, а у праведного стяжателя все отберете?

– Мы пожалуемся наместнику Рехетте! – крикнул кто-то.

Наместнику Рехетте. Не государыне Касии. Но и – не пророку Рехетте.

Варвары в алых доспехах уже теснили в сторону заложников.

– Твоя жена и падчерица будут у нас, – повернулся Арфарра к старосте Маршерду, – и еще десять человек, чтобы вам не взбрело в голову лишнее.

Когда Арфарра, во дворе, вскочил на лошадь, заложников уже выводили из храма. Арфарра мельком заметил старую Линну.

– Где чужеземцы? – вполголоса спросил Арфарра командира.

Тот поднял руку и согнул ее в локте: жест варварских воинов: «я уже распорядился».

Советник свистнул и приподнялся в стременах, и небольшой отряд помчался прочь из посада.

* * *

Маленькой Янни не было на собрании, потому что незамужние девушки на собранье не ходят, и она вместо того на заднем дворе кормила кречета.

Там, возле воды, рос огромный старый карагач, и кречета, подаренного Даттамом, не посадили в клетку, а привязали ему к лапке кольцо, а к кольцу – цепочку, а цепочку – к суку.

Когда по улице промчались вооруженные всадники, кречет засвистел и забил крыльями. Янни выхватила из кармана нож и сунула его в кольцо цепочки, но железо было слишком хорошо закалено, – бывшие бунтовщики, члены тысячелетних цехов кузнецов и ткачей, работали на совесть.