Концерт Чайковского в предгорьях Пиренеев. Полет шмеля - Артур Мерлин

что никто не наблюдал за нами из окон дома и не догадался позвонить в милицию…

Добежав до угла, мы остановились. Бежать было тяжело. Балахоны были надеты поверх наших пальто, было жарко, душно. Воздух с трудом проходил в расширившиеся легкие.

Как хорошо, что в Питере быстро темнеет. Никто, наверное, так не радовался этому извечному наказанию петербуржцев, как мы в ту минуту. Вид у нас был самый что ни на есть подозрительный… Глаза безумные, кровь на груди у Бориса, полосы на моем лице от сорванной бутафорской бороды… Можно прямо хватать и тащить в милицию — не ошибешься.

Мы остановили машину.

— К станции «Василеостровская», — сказал Боря, и мы помчались по вечерним улицам. В своем кармане я по-прежнему сжимал сложенный теперь нож. Только руки мои были липкими от крови, которую я не смыл с лезвия.

У «Василеостровской» мы остановились. Кругом толпился народ. Я дико озирался кругом, не в силах еще осознать, что все прошло, все закончилось.

То, что мы планировали, было выполнено. Это казалось невероятным. Как мы смогли? Как сумели сделать все это и все еще оставаться на свободе?

— Пойдем пешком, — сказал Боря. — Так надежнее.

Уж не знаю, что это двигало им, но он был очень напуган. После всего, когда он вел себя молодцом и показал себя настоящим мужчиной, он испугался задним числом.

Мы прошли по улице и через десять минут осознали, что не сможем, конечно, дойти до дома. Ноги подкашивались, во всем теле ощущалась страшная усталость.

Мы вновь остановили машину и забрались в нее. Теперь мы уже больше не могли думать о безопасности. Только бы скорее добраться до места и там упасть на что-нибудь горизонтальное.

В конце концов это произошло. Мы взобрались по лестнице и вошли в квартиру. Глухонемая старушка шарахнулась от нас в коридоре, когда мы прошли к Бориной комнате.

— Не бойтесь, она все равно ничего не понимает, — сказал успокаивающе Боря, и я поверил ему.

Я уже привык ему доверять. Мне казалось, что он точно знает, что следует делать. Действительно, за последние часы он показал себя гораздо более практичным и трезвым человеком, чем я.

— Как нам это удалось? — сказал я, когда мы повалились на стулья в изнеможении.

— Не знаю, — ответил Борис, закуривая сигарету. — Я не рассчитывал на успех, честно говоря.

Потом он пересилил себя и встал.

— Нужно пойти и замочить наши балахоны, — сказал он. — Если мы хотим вернуть их завтра, не вызывая подозрений… Они же все испачканы. Хорошо бы, чтобы кровь сошла совсем и не осталось бурых пятен…

Он ушел, потом вернулся спустя десять минут.

— Вы убили его? — спросил я.

— Кого? — удивился Боря.

— Охранника, — пояснил я. Меня волновал этот вопрос. Только я раньше не решался спросить.

— Нет, он остался жив, — ответил Боря. — Я подумал, что хватит уже. Хоть охранник, скорее всего, тоже сволочь порядочная. Все же не было необходимости его убивать, и я решил остановиться вовремя.

— Почему? — спросил я. — Мне показалось, что вы убиваете с легкостью…

— Вам не надоело говорить гадости? — в ответ спросил Боря с укоризной. — Довольно уж мы с вами сегодня сказали друг другу неприятного. Я мог бы возразить вам, что и вы не слишком миндальничали со Шмелевым. Правда ведь? Вы убили его с поразительным профессионализмом… Удар ножом в сердце… Милиция будет уверена, что действовали старые рецидивисты…

Он помолчал, задумчиво куря свою сигарету.

— А если вы хотите еще раз вернуться к теме бедной Лиды, то отвечу вам. О причинах я уже говорил. Оставить ее в живых мы не могли. Если бы я не убил ее, это пришлось бы сделать вам. Что бы вы об этом не думали… А если бы вы этого не сделали, нас бы упрятали за решетку на много-много лет… Хотите треугольничек?

— Какой треугольничек? — удивленно спросил я. Это был неожиданный вопрос, тем более, что я не понял его смысла.

— Хотите, — уверенно сказал Боря. — Я вам сейчас дам один. А себе возьму что-нибудь покрепче.

Он встал и пошел к заветному ящичку в столе. Порылся там, потом вернулся и протянул мне розовый треугольник — тонкую пластинку.

— Положите на язык, это быстро растает, — пояснил он. — Как говорят сейчас в рекламе: «Тает во рту, а не в руках»… Не бойтесь, это не путешествие. Вы будете все понимать. Просто у вас поднимется настроение.

— Что это? — не решился я выполнить его указание и продолжал держать розовый треугольник в руках.

— Это — пустяки, — ответил Боря. — Так называемое «Экстази». В Голландии продают открыто на дискотеках. Легкое снадобье, чтобы открылась дырка.

— Какая дырка? — изумился я.

— Дырка в голове, — пояснил Боря. — Откроется дырка, и вы сразу по-новому посмотрите на вещи. Вы многое поймете из того, что сейчас сокрыто от вас.

Почему-то я уже привык ему доверять и положил таблетку на язык. Ощутил карамельный вкус с непривычным ароматом. Некоторое время я сидел на стуле и прислушивался к себе. Ничего не происходило.

Боря тоже положил что-то себе в рот и замер на стуле. Он курил и смотрел в потолок.

«Зачем мы убили Лиду? — спрашивал я себя. — Именно „мы“, потому что Боря прав. Если бы не он, то пришлось бы мне… Она бы нас выдала, и это было бы совершенно естественно. И все же, неужели это было так необходимо?»

И мне пришел в голову ответ. Он проник ко мне через дырку в голове. Я ощутил, как он следует сверху вниз, в мое сознание:

«Да, это было необходимо. Бедная Лида… У Карамзина была повесть. Она называлась „Бедная Лиза“… тут есть что-то общее. А вот с чем есть много общего, так это с сестрой старухи процентщицы. Раскольников ведь тоже шел убивать процентщицу из идеального принципа. Как и мы сегодня с Борей. И ему попалась под руку, кроме того, невинная сестра процентщицы — Лизавета. Он убил и ее тоже. Наверное, так на роду написано: невинным погибать вместе с виновными… Лида сама была ни в чем не виновата. Только в том, что жила в браке со Шмелевым. За что и поплатилась. От наших рук».

Я сосредоточился на себе и понял, что это бред. Лида ни в чем не виновата. Мы убили ее, потому что были вынуждены. Вот и все. И мы получились гнусные палачи, а она — невинная жертва.

«Что за наивность, — сказала мне дырка в голове. — Как будто месть и вообще кровопролитие бывают без невинных жертв. Ни одно кровопролитие без невинной крови не обходится.