Винтовая лестница. Стена - Мэри Робертс Райнхарт

отозвалась она. Потом она внимательно на меня посмотрела. — Вид у тебя совершенно измученный, будто по тебе каток проехал… Не дурней, Марша, следи за своей внешностью, Ведь это почти все, что у нас есть, — добавила она с легкой улыбкой. — Внешность. Вот почему женщины вроде Джульетты преуспевают. Они следят за собой. А мы с тобой…

Она пожала плечами и дальше развивать эту тему не стала.

Но тем самым предоставила мне удобную возможность начать разговор. Я отбросила сигарету и взглянула ей прямо в глаза.

— Об этом я и пришла поговорить. Не о Джульетте, а о том, что произошло потом. Тебе было известно, что Аллен Пелл на самом деле Лэнгдон Пейдж. И Говарду— тоже. И я хочу знать, зачем он приходил на благотворительный бал в тот вечер, когда был убит доктор Джеймисон?

Она пыталась изобразить удивление.

— А он приходил?

— Приходил, и, по-моему, тебе об этом известно. Она неловко заерзала в кресле.

— Лучше бы ты не фантазировала Бог весь что! Если он и приходил, то, наверное, чтобы повидаться с тобой. Он же в тебя влюблен. Это, конечно, для тебя не новость.

— Откуда тебе все это известно? — довольно-таки угрюмо поинтересовалась я. — Ты ведь знаешь, что он там был. И вряд ли для того, чтобы повидать меня. Он вполне мог бы увидеть меня и в Сансете.

Марджори снова беспокойно зашевелилась в своем кресле. Вид у нее был недовольный.

— Оставила бы ты меня в покое! Да, он там был, но больше я ничего не знаю. Они с Говардом— давние друзья. И когда Говард попросил у меня костюм-домино и маску, я их для него отыскала. Вот и все.

Наверное, об этом свертке и говорила миссис Пойндекстер, хотя тогда мне от этого открытия было мало проку.

— Но зачем он вообще приходил на бал? — настаивала я. — Это же звучит нелепо. Он скрывается от полиции— по крайней мере мне он так сказал. И тут вдруг пришел на такое сборище, почти не замаскировавшись! Разве Говард тебе не объяснил?

— Говард не слишком любит вдаваться в объяснения, — ответила она, не глядя на меня.

— Что ж, думаю, кое-что ему придется объяснить. Он был знаком с Лэнгдоном Пейджем. Знал, что тот находится здесь, на острове. Когда я попыталась выяснить, кто такой Пелл, Говард на следующее же утро отправился в круиз на своей яхте! А мне с тех пор многое не давало покоя, Мардж. Кто здесь, кроме вас двоих, знал о том, что Лэнгдон Пейдж сидел в тюрьме? И что его отпечатки значатся в картотеке полиции?

Она резко выпрямилась и пристально посмотрела на меня.

— Уж не пытаешься ли ты связать Говарда с этими убийствами? — требовательно спросила она.

— Я этого не говорила. Но тот, кто напал на Лэнгдона Пейджа и затем отвез его в больницу, знал, что его отпечатки зарегистрированы в полиции. Человек этот вернулся в трейлер и старательно их стер.

Она снова откинулась в кресле. Краска схлынула с ее лица, казалось, она на грани обморока.

— Только не Говард, — прошептала она. — О Боже, только не Говард!..

Продолжать разговор было бессмысленно. Марджори просто не в состоянии была воспринимать какие бы то ни было мои вопросы. Я попыталась, но она лишь покачала головой. В конце концов я вызвала дворецкого и попросила принести ей немного бренди, но, уходя, чувствовала на себе взгляд ее потемневших глаз, казавшихся огромными на бледном лице.

Я вернулась домой, на свою веранду, к унылому однообразию прилива и отлива, рассвета и заката. Казалось, окружающий мир внезапно замер, все остановилось и лишь мой рассудок продолжает лихорадочно работать.

Тем не менее в тот промежуток времени над всеми нами словно нависла атмосфера трагедии. Не было больше никаких убийств, благодарение небесам, но были реальные неприятности: шериф с брелоком для ключей Артура, запертым в сейфе в его кабинете, да еще с этими его письмами насчет пекинеса, осевшими на почте в отделе невостребованной корреспонденции и затем вернувшимися к Мейми, в его кабинет. А как раз перед этим случилось одно из мини-чудес современной криминологии. Отпечатки пальцев, снятые с машины доктора, были отправлены в Вашингтон. Механизм заработал, медленно и неслышно; движение это было неизбежное и неотвратимое, как сама Судьба, и тут вдруг машина выдала карточку.

За тысячу, миль от Вашингтона на похоронах доктора священник нараспев произносил: «Я есть и воскресение, и сама жизнь, говорит Господь, и тот, кто верует в меня, хотя и почив в бозе, все равно будет жить». А в Вашингтоне маленький человечек в очках и без пиджака— день выдался жаркий— взял дактилоскопическую карточку, изучил ее и отнес по назначению.

— Вот, держите, — сказал он.

Никакого взрыва эмоций не последовало. Такая карточка способна отправить человека на верную смерть, но там это было обычной практикой. Меньше чем через час из другой комнаты того же самого здания пространная телеграмма отправилась к Расселу Шенду, а шериф доставил ее окружному прокурору. Буллард прочел сообщение и покраснел от гнева.

— И что это доказывает? — заорал он. — Что этот Пейдж — или Пелл— задавил кого-то там насмерть своей машиной? Да это под силу любому пьяному дураку. Мы знаем, что он виделся с доктором и ехал в его машине. Почему бы там не быть отпечаткам его пальцев? Ну, арестуем мы его, и что дальше? Если мы будем продолжать в том же духе, то скоро за решеткой окажется половина населения этого округа.

— А кто, интересно, их туда сажает? — воинственно заявил шериф. — С тех пор, как все это началось, вы неустанно играете на публику, выпендриваетесь перед газетами, Буллард. Теперь же, черт побери, полагаю, вы позволите кому-нибудь еще попытать счастья?

Через несколько дней он уехал в Нью-Йорк. На сей раз тамошняя полиция изъявила готовность сотрудничать, как он выразился. Ему не понадобилось ходить в библиотеку, как мне. У них имелись папки с материалами следствия и протоколы судебного процесса. Ему предоставили небольшую комнатку где-то там, и когда он наконец оттуда появился, перепачканный и осатаневший от жары, то извлек из кармана ту самую газетную вырезку и показал им.

— Не знаете случайно, откуда это могло быть вырезано? — спросил он.

Они не имели понятия. Но с любопытством ее изучили.

— Ну и что? — сказали они. — Свадьба его расстроилась. Что тут удивительного? Он же. отправлялся за решетку на восемь лет.

— А я-то все размышлял, — признался шериф, — о том объявлении на обратной стороне. Вбил себе в голову, что когда отыщу того, кто продает этих щенков,