Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 2. Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг. - Николай Платошкин

Каким образом можно было одновременно дать предприятиям полную свободу и ориентировать их на максимальное извлечение прибыли и одновременно им что-то планировать, было непонятно не только «умственно ограниченному» Живкову, но и отнюдь не глупому и профессионально превосходившему того же Черника советскому премьеру Косыгину, в чем Дубчек имел возможность убедиться уже через 10 дней в Москве.

Дубчек подытожил переговоры с болгарской делегацией, резюмировав, что системы социализма в Болгарии и Чехословакии «по принципу схожи»[568].

Перед поездкой в Москву Дубчек отнюдь не стремился как-то обуздать антисоветские публикации в СМИ. «Реформаторы» смогли обидеть даже Русскую православную церковь.

Главу Чехословацкой православной церкви митрополита Дорофея 2 апреля 1968 года пригласили в государственный секретариат по культам, который только что возглавила сторонница «реформаторов» доктор Кадлицова. Она откровенно сказала, что правительство ЧССР обсуждает вопрос о возвращении униатской церкви переданных еще в 40-х годах православной церкви храмов. Униатская (или греко-католическая церковь) имела в Чехословакии приходы главным образом в восточной Словакии. Во время войны она поддерживала власти марионеточного словацкого государства, а после освобождения имела контакты с бандеровцами, проникавшими в ЧСР из Польши.

Кадлицову поддерживали некоторые депутаты Национального собрания ЧССР. Митрополит Киевский и Галицкий Филарет, экзарх Украины, посетивший Чехословакию в апреле 1968 года, отмечал: «Восстановление унии означает не только ослабление Православной церкви в Чехословакии, но и ее замирание… Православные собираются отстаивать свои права. Но при такой постановке вопроса, когда (чехословацкое) Государство отказывается поддержать православную церковь, перевес сил находится на стороне унии»[569].

Для украинской православной церкви возобновление богослужения униатов в дружественной Чехословакии было бы тяжелым ударом – тогда униаты на Западной Украине тоже могли бы потребовать возвращения храмов. Всем при этом было известно, что глава украинских униатов митрополит Шептицкий в 1941 году поддержал гитлеровцев и организованные ими совместно с бандеровцами антиеврейские и антипольские погромы во Львове и других городах Западной Украины. Реабилитация униатов и Шептицкого означала бы реабилитацию фашистских коллаборационистов на Украине.

В целом стоит отметить, что Президиум ЦК КПЧ публично сформулировал отношение ко всем церквям на своем заседании 17 июля 1968 года. В резолюции президиума, как обычно, отмечалось «что процесс демократизации» выгоден и церквям, так как гарантирует свободу вероисповедания. Но в то же время церковь решительно предостерегали от вмешательства в политику и требовали от нее безусловной лояльности по отношению к государству, социалистический характер которого они должны «уважать». Президиум ЦК КПЧ недвусмысленно предупредил народную партию, чтобы она не опиралась на церковь, как до февраля 1948 года. Это было изящно упаковано в формулировку, что ни одна партия не должна примерять на себя роль «спикера» верующих[570].

Чехословацкая делегация, состоявшая из Дубчека, Черника, Смрковского и Биляка, прибыла в Москву 4 мая 1968 года. С советской стороны в переговорах участвовали Брежнев, Подгорный и Косыгин. Брежнев опять повторял то, что Дубчек слышал в Дрездене. Он выражал тревогу, что КПЧ утрачивает контроль над средствами массовой информации, что экономическая реформа в ЧССР означает в ее нынешнем виде восстановление капитализма.

Косыгин попросил Черника рассказать о реформе подробнее, но тот ничего толком объяснить не сумел, за исключением того, что для стимулирования получивших самостоятельность предприятий придется повысить цены для населения.

Видимо, сомневаясь в собственной реформе, Черник попросил дополнительно поставить Чехословакии в 1968 году 300 тысяч тонн советской пшеницы (сверх обычно поставлявшихся каждый год 1,3-1,4 миллиона тонн) и 10 тысяч тонн мяса. Ни Брежнев, ни Косыгин не возражали, хотя объемы были очень большими.

Тогда, к удивлению советской стороны, Дубчек и Черник попросили срочно предоставить Чехословакии заем в свободно конвертируемой валюте на огромную сумму 550 миллионов долларов. На логичный вопрос Косыгина, зачем так срочно понадобилась такая большая сумма и именно в валюте, Дубчек и Черник ответили было, что надо купить зерно. Но СССР был готов и так поставить это зерно. Тогда Дубчек сказал, что деньги нужны на закупку мяса. Но и мясо советская сторона была готова поставить без всякой валюты. Тогда у чехословацкой делегации появилась новая версия: на Западе надо срочно купить оборудование для легкой и пищевой промышленности. Но Косыгин все же был профессионалом высокой пробы и сказал, что в таком случае обычно кредит нужен не срочно. Такие кредиты, как правило, предоставляют на восемь-десять лет.

Советский премьер прекрасно понял то, чего не могли сказать ни Черник, ни Дубчек. Они хотели добиться в Москве отказа от предоставления кредита ЧССР, чтобы выдать это за недружественный акт и «саботирование» чехословацких реформ. А 550 миллионов долларов после этого с помпой предполагали занять на Западе, который в глазах населения стал бы настоящим союзником «демократической» Чехословакии.

Причем Дубчек явно хотел всей этой кредитной историей спровоцировать советское руководство на какие-нибудь жесткие действии в отношении Чехословакии. Он, по своим собственным словам, сказал в Москве, что Чехословакия получила от Запада предложение предоставить кредит на 400-500 миллионов долларов: «Я уже читал в вашей печати, что принять западную ссуду означает продаться капиталистическим державам, но кредит в 400 или 500 миллионов долларов означает малую сумму для нашей экономики. Нам этот кредит нужен и, в отличие от вас, у нас нет золотых резервов, из которых мы бы могли черпать (Здесь Дубчек был прав – их разбазарили за время экономической реформы. – Прим. автора.). Если вы дадите нам кредит в твердой валюте, то мы с радостью его примем, и в этом случае от Запада нам ничего не понадобится»[571].

Во-первых, сомнительно, что все это Дубчек именно так сказал на переговорах в Москве. Советская версия переговоров этого никак не подтверждает – в Москве еще долго гадали, зачем чехословакам понадобился кредит. Во-вторых, сумма была отнюдь не маленькой даже для СССР, а не то что для Чехословакии. Напомним, что тогда еще у доллара было фиксированное правительством США золотое содержание (тройская унция золота стоила 35 долларов), и в пересчете на доллары, например, 2012 года этот кредит равнялся бы примерно 10-15 миллиардам. Тем не менее Косыгин сказал, что СССР готов немедленно предоставить ЧССР аванс в счет этого кредита.