Экспансия-3. Аргентинское танго - Юлиан Семенов
Шрифт:
Интервал:
Использовав тот же тип дерева и размеры лестницы, найденной возле дома, была изготовлена новая лестница, абсолютно идентичная той, по которой в дом забрался «Джон». В ходе экспериментов, проведенных под окном детской, лестница сломалась в том же месте, что и оригинал. Сломалась, когда вес агента, в руках которого был сверток, имитирующий ребенка, равнялся восьмидесяти килограммам. Спускающийся по лестнице имитатор «Джона» упал лицом вперед, а сверток, находящийся у него в руках, ударился о стену, причем та часть, которая соответствовала черепу, стукнулась о подоконник.
Поскольку ребенок Линдбергов весил пятнадцать килограммов, то, следовательно, вес похитителя был шестьдесят пять. Кроме того, стало ясно, что похититель был ловким человеком, так как ступеньки были прибиты в сорока восьми сантиметрах одна от другой, а в обычных лестницах расстояние между ними всего тридцать три сантиметра.
Были собраны показания всех людей, находившихся недалеко от места преступления первого марта или незадолго до этой даты. Выяснилось, что в феврале соседи дважды видели неизвестного неподалеку от дома Линдбергов. Первого марта, до полудня, был замечен зеленый «седан», остановившийся на дороге, что вела к дому; за рулем сидел мужчина, а в машине была лестница. В этот же день вечером один из свидетелей видел машину, стоявшую недалеко от дома Линдберга. По его словам, у водителя было продолговатое лицо и угловатый профиль; рядом с ним на переднем сиденье находились две секции лестницы.
Но возникал вопрос: как этот бандит мог знать, что ребенок находится в новом доме, вопреки традициям семьи, которая будние дни обычно проводила в доме бабушки Морроу?! Откуда бандиты знали, какая из комнат — детская? Как они могли определить время, благоприятное для похищения? Шеф полиции штата Нью-Джерси пришел к выводу: гангстеры получили информацию от кого-то из домашних. Под подозрением сразу оказались два человека: первым был друг Бетти Гоу, молодой норвежец по имени Эндрю Джонсон, который знал расположение комнат, поскольку посещал дом три раза. Джонсон знал (ему об этом сказала Бетти), что Линдберги в ночь похищения находились именно там, а не в доме бабушки Морроу. Действительно, он звонил Бетти в Хопвелл и разговаривал с ней примерно за час до преступления. Однако полиция убедилась, что Джонсон не имел ничего общего с этим делом, — чистое алиби.
Вторым человеком, попавшим под подозрение, была двадцативосьмилетняя англичанка Виолетта Шарп — прислуга матери Анны Линдберг. В доме ее все любили, особенно мажордом Септимум Бенкс (люди были уверены, что Бенкс, церемонный и сдержанный, вот-вот сделает ей предложение).
Полицию не удовлетворило объяснение Виолетты о ее похождениях в ночь трагедии. Она сказала, что «один друг» пригласил ее в кино: «Я знакома с ним всего два дня». Она «не помнила» его имени и не могла назвать фильм, который они смотрели. В кино с ними была еще одна пара, но Виолетта не могла вспомнить и их имен; девушка путалась в показаниях, инспектор Волс уличил ее в многочисленных противоречиях, допрос был приостановлен, поскольку девушка впала в истерику; на следующий день Виолетта Шарп приняла яд и умерла до прибытия врача.
Шеф полиции штата полковник Шварцкопф собрал репортеров:
— Самоубийство Виолетты Шарп подтверждает наши подозрения, что она имела прямое отношение к преступлению.
Однако на следующий день к инспектору Волсу пришел молодой человек, который представился Эрнстом Миллером и сказал, что это он ходил с Виолеттой в кино; кроме этого, он назвал имена той пары, которая провела с ними тот вечер. Он был удивлен, что Виолетта не смогла вспомнить его имени: «Я совершенно уверен, что она это прекрасно знала».
Заявление Миллера подтвердилось. Совершенно сбитый с толку Волс заявил журналистам:
— Я не могу понять, почему Виолетта Шарп — не имея ничего общего с похищением — предпочла смерть оглашению имени Миллера.
Прессу как в Англии, так и в Соединенных Штатах не устроило это заявление; журналисты писали иначе: «Полиция Нью-Джерси свела с ума ни в чем не повинную девушку своим преследованием».
В Лондоне разразились жаркие дебаты в парламенте; генеральный консул Ее величества в Нью-Йорке получил инструкцию: сообщить обо всем, что касается этого дела, хотя не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: Виолетта Шарп стыдилась мажордома Бенкса, который на днях должен был просить ее руки…
…В течение всего лета шеф полиции Нью-Джерси полковник Шварцкопф собирал улики, свидетельства, протоколы допросов; безрезультатно; и вдруг возникла версия Джеймса Финна, лейтенанта нью-йоркской полиции.
Финн знал Линдберга не первый год; входил в свиту полковника в день восторженного приема, который устроил Нью-Йорк своему «одинокому орлу» после перелета через океан. Линдберг, на которого еще тогда Финн произвел большое впечатление своими знаниями, обратился к лейтенанту за помощью сразу после похищения; полковник Шварцкопф, однако, был против: «Этот человек не из нашей полиции».
Поэтому, не имея доступа к документам, которыми владел Шварцкопф, лейтенант был вынужден строить беспочвенные версии до тех пор, пока некоторые подробности дела не стали достоянием публики, — агенты Нью-Джерси, возглавляемые Шварцкопфом, кое-что открыли. Тогда Финн начал работать в двух направлениях: с номерами банкнот, переданных старым учителем «Джону», и его рассказом о встречах с бандитом на кладбище.
В июне Финн опубликовал во всех газетах словесный портрет похитителя, составленный на основании рассказа учителя: «Возраст — от 30 до 35 лет; рост — 1,75; атлетическое сложение, говорит со скандинавским или немецким акцентом; весит от 68 до 72 килограммов; светлый цвет кожи; светло-каштановые волосы; миндалевидные, проникновенные глаза; открытый лоб; острый подбородок».
Начиная со дня передачи выкупа «Джону» в магазины, кафе и универмаги стали поступать банкноты, отмеченные казначейством. Деньги пускали в обращение осторожно и умно. Как только лейтенант Финн получал сообщение, он проводил дознание в том месте, где появлялась банкнота, а затем на карте, висевшей в его кабинете, булавкой отмечал это место. Однако результаты были неутешительными: к тому времени, когда банкноты опознавали, — а это были пяти— и десятидолларовые билеты, «мелочовка», — установить, от кого она была, не удавалось.
Красные точки на карте появлялись безнадежно медленно, не давая серьезных результатов. В октябре лейтенант Финн вспомнил, что когда-то слышал о молодом нью-йоркском психиатре Данли Шенфельде, у которого была своя версия по делу Линдберга: в противоположность полиции, доктор утверждал, что кража ребенка была совершена одиночкой. Вполне возможно, считал он, что какой-то человек, одержимый манией величия, посчитал великого пилота, идола Америки, своим соперником; именно такой маньяк мог решить, что, выкрав ребенка, он победит Линдберга и докажет этим свое над ним превосходство, — «комплекс властвования».
Похититель попросил всего пятьдесят тысяч долларов (это мизер для организованной банды), потому что самым важным для него был сам факт похищения. Впрочем, Шенфельд признавал, что его версия основывается только на газетной информации: «Если бы я мог ознакомиться с перепиской о выкупе!»
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!