Снежная королева - Джоан Виндж

Она видела, как смысл ее слов медленно доходит до них, точно круги на воде от брошенного камня; и пыталась догадаться, искренне ли они удивлены или все-таки все это им давно известно, а сама она – единственный человек в этой комнате, который слепо не замечал очевидного… Но если кто-то из них и притворялся, изображая изумление, то делал это довольно успешно. Вокруг тут же поднялся возмущенный гул.

– Неужели вы хотите сказать, комиссар, – возмущенно спросил Хованнес, – что мы умышленно занимались уничтожением целой расы мыслящих существ?

Она кивнула, по-прежнему глядя в стол и от волнения слегка постукивая ногой об пол.

– То есть, разумеется, не умышленно. – Перед ее мысленным взором вновь предстал тот залитый кровью берег: но вы ведь убивали их, чтобы продлить собственную жизнь! – Я уверена, что ни один из присутствующих, ни один из уважаемых членов Ассамблеи не допустил бы ничего подобного. – Она пристально посмотрела на того, кто носил особый знак Старейшего; это был мужчина лет шестидесяти на вид, которому на самом деле было во много раз больше. – Но когда-то же кто-то безусловно знал о том, кто такие меры, потому что ведь очень давно известно, откуда берется «живая вода». – Если даже Старейший и знал что-то, по лицу его совершенно невозможно было это прочесть; она вдруг удивилась, что вообще хочет заметить на его лице проявление каких-либо чувств.

– Итак, вы предполагаете, – громко спросил ее один из уроженцев Харему, – что наши предки сознательно скрывали правду о мерах – так сказать, из эгоистических побуждений? – Она физически ощутила мрачную значимость слова «предки» в его устах, и поняла, что совершила неверный шаг. Любая критика предков для жителей Харему воспринималась как оскорбление столь же тяжкое, как обвинение кого-то из уроженцев Ньюхевена в инцесте.

Однако она упрямо кивнула.

– Да, сэр, кто-то из них непременно должен был знать об этом.

Хованнес отхлебнул из своего стакана и тяжело обронил:

– Это слишком тяжкое обвинение, тем более в такой момент, комиссар ПалаТион.

Она снова кивнула.

– Я понимаю, ваша честь. Однако не могу представить себе более подходящей аудитории для того, чтобы понять суть проблемы. Если эта информация соответствует действительности…

– Кто предъявляет подобное обвинение? Каковы его доказательства?

– Инопланетянин по имени Нгенет; у него на Тиамат родовое поместье… плантация…

– Нгенет? – Директор департамента коммуникаций насмешливо почесал мочку уха. – Этот ренегат? Да он готов обвинить Гегемонию в любой гнусности! Это всем известно. А вы, комиссар, чем слушать его, лучше приготовили бы ему место в тюрьме!

Джеруша усмехнулась.

– Когда-то я действительно подумывала об этом. Однако Нгенет клянется, что получил эту информацию от сивиллы – здешней предсказательницы; достаточно легко проверить, не лжет ли он: ведь мы можем задать тот же вопрос любому другому предсказателю.

– Я оскорбил бы честь своих предков, начав столь унизительную проверку! – пробормотал один из членов Ассамблеи.

– Мне кажется, – Джеруша снова смотрела в стол, – что будущее обитателей целой планеты – как гуманоидов, так и негуманоидов – имеет куда большее значение, чем репутация нескольких уроженцев Харему, тысячелетия назад обратившихся в прах. Если мы сейчас закроем глаза на имевшее место массовое убийство разумных существ, то окажемся ничуть не лучше здешней Снежной королевы. Нет, значительно хуже! На нас будет кровь невинных меров, умерщвленных руками тех рабов и лакеев Ариенрод, которые всего лишь вынуждены подчиняться ей; в то время как мы сами виноваты, удерживая их в состоянии варварства! – Потрясенная тем, что осмелилась предъявить им подобные обвинения, она вдруг на мгновение вспомнила того, кто подсказал ей эту идею.

За столом воцарилась мертвая тишина, и Джеруша, почувствовав себя крайне неуютно, села. И сидела неподвижно, отчетливо слыша каждый свой вдох и выдох, чувствуя, как с каждым мгновением иссякает их показная доброжелательность, улетучивается вместе со сквозняком из этой огромной комнаты.

– Прошу прощения, господа. Я… я знаю, что это неожиданно. И я понимаю, нелегко согласиться с подобными обвинениями; именно поэтому я потратила немало времени и усилий, чтобы определить, для себя самой, прежде всего, как мне быть с этой информацией дальше, составлять ли докладную…

– Докладную составлять не нужно, – быстро сказал Хованнес.

Она вопросительно посмотрела на него, слушая нарастающий гневный шумок за столом, исходивший прежде всего от уроженцев Харему и ее соотечественников с Ньюхевена. Черт бы тебя побрал, дуру этакую! С чего это ты решила, что им захочется смотреть правде в глаза, да еще такой правде? Тебе-то самой хотелось бы?.. – Ассамблея обсудит этот вопрос после нашей эвакуации с Тиамат. Если соответствующее решение будет принято, Гегемонический координационный центр на Харему сможет в определенных пределах изменить политику Гегемонии.

– Но я надеюсь, что вы, по крайней мере, обратитесь к помощи предсказателей? – Джеруша незаметно терзала под столом ремешок от наручных часов, страстно мечтая о горсточке йесты.

– Предсказатель есть на борту нашего корабля, – сообщил Хованнес, в сущности так и не ответив на ее вопрос.

Жаль мне вашего предсказателя, бедняжку – в таком-то окружении… Она далеко не была уверена, что они вообще зададут ему тот единственный вопрос, который задать стоило.

– Так или иначе, – Хованнес нахмурился, поскольку Джеруша упорно молчала, – решение Ассамблеи вас касаться не будет; вы отныне будете жить и работать вдали от Тиамат. Как и все мы, впрочем. Мы высоко ценим вашу заботу об этой планете и вашу честность в отношении Гегемонии. Но с настоящего времени вопросы жизни Тиамат будут носить для нас чисто академический характер.

– Полагаю, вы правы, ваша честь. – Можно считать, что и дождь не идет, если на вас конкретно не упало ни капли. Она встала и механически, точно робот, отдала честь. – Благодарю всех за предоставленную мне возможность выступить. Но мне необходимо вернуться к исполнению своих обязанностей, пока и они не приобрели чисто академического характера. – Она повернулась, не ожидая формального разрешения, и быстро вышла из комнаты.

Уже по крайней мере на середине приемной она услышала голос Хованнеса. Она замедлила свой бег, обернулась, то краснея, то бледнея, и увидела, что он один. Понять выражение его лица она так и не сумела.

– Вы даже не дали членам Ассамблеи возможности сообщить о вашем новом назначении, комиссар. – Он смотрел укоризненно: она явно вела себя бестактно перед высокими гостями, однако более он не прибавил ни слова.

– Ох, прошу прощения! – Джеруша машинально протянула руку и онемевшими пальцами взяла у него текст предписания; пальцы у нее совершенно онемели. О боги, какова же будет моя дальнейшая судьба?

– Вы разве не хотите взглянуть? – Это было не простое любопытство и не проявление доброжелательного понимания, и Джеруша почувствовала, как вслед за пальцами у нее немеет все тело.