Сердце ведьмы - Марина Колесова

смерти… Поэтому встретиться с ним планирую, лишь когда почувствую, что путь мой близится к закату. И ему придётся терпеливо этого заката подождать.

– А вы не думаете, что силу свою он может вам во вред использовать?

– Не станет. Он из тех немногих, кто не использует свою силу, пока в глаза не предупредит противника. Но только если и тот не использует по отношении к нему нечестных методов. Тебе бы рекомендовал постараться сойтись с ним и дружеские отношения завязать. Власть ему не нужна, до денег он тоже не большой охотник, поэтому обмен дружескими услугами на пользу обоим бы вам пошёл, ну и хоть немного мои обязательства перед ним снизил. Не хотелось бы на перерождение идти, такой хвост здесь оставляя. Он должен мне всё простить, иначе, иначе, – Альфред, тяжело вздохнув, заглянул в глаза ученику, – иначе очень плохо мне после перерождения придётся. Понимаешь?

– Учитель, – нервно сглотнув, Илиас, продолжил всматриваться ему в глаза, – я понял и постараюсь максимально снизить ваш долг перед ним. Клянусь! Но, может, вам хоть немного сейчас уже в чём-то его нуждам поспособствовать?

– Не могу, – Альфред отвёл взгляд и отвернулся, – всё очень далеко зашло и признаться в том, что она предпочла мне его, я сейчас не могу. Знаю, что он отступился от неё ради меня, и что это моя вина, что она решилась на самоубийство. Но всё равно не могу ему отдать ту вещь, что дарует ей упокоение, хочу её наказать, а терзаю его, поскольку и он её любил.

– Он отдал её вам?

– Не совсем, всё тоньше было, он сделал ей предложение и ждал её решения, она не ответила сразу, и я этим воспользовался. Сказал, что она боится ему отказать и сказать, что у неё есть чувства ко мне, и он отступил, поскольку не хотел ни мне поперёк дороги вставать, ни её ни к чему принуждать. А я принудил, ты ведь понимаешь, какие возможности у меня были, так что я уверен был, что её согласие дело лишь времени. Однако она упорствовала. Больше всего её угнетало, что она не сказала ему «да». В результате она покончила с собой, перед этим отдавшись охраннику и потребовав за это передать Алехандро её платок с признанием. Платок передали мне, и я, вызвав её душу, показал ей его и наложил обет молчания. Сейчас она мается в междумирье, периодически является ему и плачет, не в силах рассказать ни о чём. Он не понимает, что с ней за беда, и пытается встречей со мной выяснить, как может облегчить её участь и дать упокоение, поскольку думает, что покончила она с собой из-за того, что я её с охранником застукал, которого сразу казнил. Предполагает, что простить её я должен, и хочет уговорить это сделать.

– А вы не боитесь, что проклянёт он вас после того, как узнает правду.

– Опасаюсь, – как бы нехотя проговорил Альфред, – поэтому и тяну, и очень надеюсь, что видя меня на смертном одре и имея перспективу отпустить Лиззи на перерождение и получить пожизненно твоё содействие в любых вопросах, он сможет принять правильное решение мне не мстить.

– Непростая задачка… – задумчиво проговорил Илиас.

– Зато интересная. И открывающая для тебя неплохие перспективы. Я позабочусь о том, чтобы у Совета и мысли не было хоть кого-то иного на этот пост назначить, дам тебе компромат на каждого члена Совета и сделаю для тебя доступ к казне не обременённым никакой отчётностью.

– Вы серьёзно?

– Я часто шутил с тобой? Всё будет именно так, если пообещаешь мне всё для него сделать, и убедить простить меня и отпустить с миром. Причём не просто поклянёшься, а заклятье на договор прочтёшь.

– А если я откажусь?

– Зря ты это спросил, – с тяжёлым вздохом проговорил Альфред. – Ладно. Считай, что уже отказал. Иди с миром. Бумаги оставь, сам разберусь.

– Учитель, мой господин, я не отказывал вам, упаси Господи! – Илиас рухнул перед ним на колени и склонился к самому полу: – Выразился неправильно, готов любое наказание понести. Всё я прочту, любое заклятье и обязательства любые приму. Я не собирался отказывать вам!

– Для чего спросил?

– По глупости. Удивился очень, что таким образом подстраховаться вы решили и одновременно напугался, что в кабале у другого окажусь. Я же не знаю его совсем. Но то ваше право, и жизнь моя принадлежит вам. Если вы хотите продать её другому, имеете право. Я покорно приму. Не гневайтесь только.

– Балбес ты, – Альфред изогнул губы личины Эрбила в презрительной усмешке. – Хотел бы я тебя ему в кабалу отдать, его бы преемником сделал, и не рыпнулся ты бы никуда. Мне надо, чтобы ты сохранил имеющийся паритет сил и в противоборство с ним не вступил, поскольку и сам от этого пострадаешь, и моей душе сильно навредишь.

– Я сделаю всё, как вы захотите, мой господин. Клянусь! И пусть меня покарает Всевышний, и не примет в своё лоно мою душу, если я посмею нарушить клятву, – Илиас клятвенно поднял руку, задействовав свою энергетику и открывая доступ к своему полю.

Альфред не стал, как того ждал ученик Эрбила, своим полем фиксировать эту волну, из опасения, что тот сможет по вибрации определить, что он лишь личину его учителя носит, и достаточно холодным тоном проронил:

– Я рад, что ты оказался готов взять на себя подобные обязательства. Это не каждому под силу, надеюсь, ты вскорости поймёшь, что хоть и непростой выбор сделал, но правильный, и тебе же на пользу.

– Вы не хотите закрепить мою клятву своим заклятьем, учитель?

– К чему мне это, Илиас? Мне хочется верить, что это твой самостоятельный выбор, и я не ошибся в тебе. А если вдруг всё же ошибся, то расплачиваться ты не передо мной будешь.

– А перед кем, учитель? – непонимающе осведомился тот.

– Зачем тебе это знать? Уже сейчас передумал?

– Нет, конечно. Только больно эта ваша фраза загадочно прозвучала. Я удивился.

– Алехандро на редкость силён, и мне не хочется, чтобы он почувствовал, что ты будешь помогать ему не по доброй воле. Он ценит именно её, и пока будет убеждён, что ты помогаешь ему по своей инициативе, ты в полной безопасности. А вот если поймёт, что это моя игра была, то не знаю, как прореагирует. Теперь понятно?

– Вы чрезвычайно мудры, мой господин, и я вам несказанно благодарен. Я максимум усилий приложу, чтобы вы всем довольны были и при жизни, и после вашей смерти.

– Прекрасно, мальчик мой. А сейчас иди, мне