Змей - Виталий Сертаков

– Но в мозг уходят провода?..

– Провода? Органический нэт толщиной в десятые и сотые микрона, выращенный из ваших собственных клеток, вы называете проводами? Этот нэт обеспечивает данными ваш вирт-пансион, без которого появляется угроза здоровью, вы понимаете меня?

– А заключенные, как же они? Болеют?

– Никто не болеет, месье Антонио. Заключенных регулярно сканируют на стационарном оборудовании.

– Хорошо, а если предположить, что появится злоумышленник и создаст вирус, способный изменить принимающую способность этих самых вирт-пансионов?

– Изменить настройки личных хардов невозможно. – Валуа перестал улыбаться. – Это абсолютно замкнутая система, не подверженная доступу извне, со многими степенями защиты. Если что-то выйдет из строя, а такое почти не случается, вы немедленно получите сигнал и хард сам отключится.

Валуа продолжал смотреть на меня с легким удивлением, давая понять, что и впредь готов отвечать на любые идиотские вопросы, лишь бы я нацепил кружева и пошел с ним на обед.

– Вы меня успокоили! – Я изобразил на лице блаженство и попятился к выходу. Если бы менеджер «Националя» побывал со мной на пару в марсианской исправительной колонии, он бы запел другую песню. Возможно, он предпочел бы риск заразиться тифом или оспой. А сейчас он покачивался в розовой капле и следил за мной с явным недоумением.

– Месье Валуа, вы где раздобыли мой хард?

– Видите ли, я его не раздобыл. Полиция Риги любезно передала его в Министерство безопасности России, а заместитель министра, в свою очередь…

– Я вам благодарен, но… это не мое.

– Как – не ваше?! Ошибка исключена, мы можем проверить хоть сейчас…

– Месье Валуа, ошибки случаются со всеми. Ничего страшного, на Земле я сам свяжусь с латышскими службами…

– Нет, позвольте, мы свяжемся немедленно! – Он вскочил, воинственный, как боевой петушок. – Без личного харда вы окажетесь парализованным!

– Месье Валуа! – Я схватил его за кружевной рукав. Вышло довольно-таки грубо, француз почти проскользнул у меня под мышкой, направляясь к плавающему в углу пульту, в результате я вырвал из его строгого костюма клок цветастых перьев. – Я умоляю вас, давайте не будем сию минуту ничего проверять. Просто поверьте мне, поверьте в мою честность, хорошо? Ведь я уже один раз продемонстрировал концерну свою лояльность.

Валуа скосил глаз на обрывки рукава, затем встретился со мной взглядом. Пару секунд он обдумывал, затем, как ни в чем не бывало, предложил мне кофе. Я не сомневался, если этот парень решит держать язык за зубами, то я обзаведусь достойным алиби.

Гийом подтолкнул ко мне серебряный подносик, уставленный пузатыми баночками.

– Рекомендую, месье, попробуйте сливки с корицей. Ну как?

– Божественно…

– Месье Антонио, если меня кто-нибудь спросит, как могло случиться, что я перепутал харды после того, как лично проверил ваш – а я проверил! – я скажу, что в общем доступе идентификация меня вполне устроила, а вы обнаружили нечто, открыв личный доступ.

– Так и есть, вы верно ухватили суть! Знаете, я, пожалуй, еще разок послушаю идею насчет банкета в посольстве, или где там…

– Ах, я вам уже говорил, никаких дипломатических миссий в рамках Содружества давно не существует! Это не посол, это…

– Будь по-вашему, не спорю! Так что я там должен делать?

– Всего-навсего произнести короткую речь, мы ее для вас подготовим…

Я смаковал терпкий коричный кофе, послушно поддакивал вошедшему в раж финансисту и мусолил про себя один-единственный вопрос. Как поступит Стасов, когда обман раскроется? Он ведь сразу поймет, что я боюсь подключаться к сети.

Я увидел ее первым. Изящная фигурка, прилипшая в ожидании к прозрачной стене аэровокзала. Я вычислил ее моментально среди тысячных толп народа; как это могло случиться, до сих пор не пойму. Есть на небе нечто, указующий перст, который лениво вращается и вдруг замирает на единственном из тысяч близком и далеком человечке. Я наблюдал, как она поднимается на цыпочки, провожая напряженным взглядом каждый садившийся челнок. На ней было что-то легкое, пурпурное, обтягивающее все, как я просил. Она еще хмыкнула тогда, изображая недовольство, мол, забыла, когда шла у кого-то на поводу. Ну, так и быть, Змей, снизошла она, если случится такое чудо и ты вернешься, выполню парочку твоих гнусных фантазий, которые ты смаковал с этим любителем Востока, старым сатиром Брониславом…

Потом меня долго не выпускали. Как и предупреждал Валуа, сложности начались еще на орбитальном узле, где с военного крейсера нам предстояло пересесть в челнок. Пока я, разинув рот, вертел головой, пытаясь оценить размеры сооружения, Валуа до хрипоты ругался с пограничниками. Человек без нательного компа становился никем и ничем, тесты на сетчатку и отпечатки пальцев проверяющих не устраивали, оказывается, их давно научились подделывать. Нас спасло личное вмешательство Севажа, который поднял с постели кого-то из руководителей Космической погранслужбы Содружества.

Транспортный орбитальный комплекс, один из сотни постоянно круживших над планетой, совсем не походил на голливудские фантазии двадцатого века. Ниоткуда не вырывались клубы пара, не было переплетений труб, никаких дурацких окон в человеческий рост, барных стоек в стиле Дикого Запада и грудастых паспортисток в шортах с бластерами на бедрах. Корабль завис у стыковочного узла, в ряду таких же «малолитражек»; мы перешли в тамбур, а оттуда – самым обычным коридором в зал ожидания. Внешний вид станции отвечал строго функциональным целям и потому оставался вечно незавершенным.

Я даже не берусь описать, на что она походила. Она разрасталась на несколько километров в трех проекциях. Грузовые транспорты затягивали внутрь буксирами, а для тех, что не нуждались в перегрузе, оставались бесчисленные стыковочные модули. Что интересно, здесь имелся свой заводик по изготовлению одноразовых барж. Их набивали ценной рудой с наших соседок по Солнечной системе и отстреливали над нужным участком поверхности. Однако никаких монтажников в грязных спецовках, никаких портовых докеров я не приметил.

Людей было крайне мало. Обещанные фантастами туристические тропы Венеры никого не привлекали. Не произошло пока главного события, на которое подросток Молин возлагал когда-то столько надежд, валяясь ночами на крыше бабушкиного сарая, – человечество не вырвалось пока в дальний космос. Десяток экспедиций, стартовавших к ближайшей звезде, не в счет. Дорога длиной в человеческую жизнь уже полита слезами оставшихся близких, вечная песнь первопроходцев уже несется по вселенной, но о массовом движении говорить рано.

Я вспомнил про легендарный проект «Вега» и спросил себя, смог бы я на такое решиться? Год за годом дряхлеть в железной коробке, наверняка зная, что никогда не доведется услышать шелест листьев на улице своего детства, плеск рыбы в ночной реке, голоса тех, с которыми не договорил о важном… Страшно, не выйдет из меня героя.