Дипломатия - Генри Киссинджер

«Я недавно обращал внимание на то, как быстро современная война может принести в самый наш центр физическую атаку, которую следует ожидать рано или поздно, если страны во главе с диктаторами выиграют войну.

Слышится много пустой болтовни на тему нашей неуязвимости от немедленного и прямого вторжения из-за океана. Разумеется, пока британский военно-морской флот сохраняет свои силы, такого рода опасности не существует»[517].

Конечно, если это так, то Америка обязана была предпринять все возможные усилия для предотвращения поражения Великобритании — в крайнем случае, даже сама вступить в войну.

В течение многих месяцев Рузвельт действовал, исходя из вероятности вступления Америки в войну. В сентябре 1940 года он разработал оригинальную схему передачи Великобритании 50 якобы устаревших эсминцев в обмен на право создания американских баз в восьми владениях Великобритании — от Ньюфаундленда до территорий на южноамериканском материке. Позднее Уинстон Черчилль назовет этот поступок «решительно антинейтральным актом»: это объясняется тем, что эсминцы были гораздо важнее для Великобритании, чем базы для Америки. Большинство из них находилось на значительном отдалении от какого-либо возможного театра военных действий, а некоторые даже дублировали уже существующие американские базы. Больше всего на свете сделка с эсминцами представляла собой некий предлог, основанный на юридическом заключении назначенного самим Рузвельтом генерального прокурора Фрэнсиса Биддла, которого едва ли можно назвать объективным наблюдателем.

Рузвельт не запрашивал ни одобрения конгресса, ни корректировки законов о нейтралитете для совершения сделки «эсминцы в обмен на базы». И никто не оспаривал ее как немыслимую, как это представляется в свете тогдашней практики. Этот шаг, предпринятый в самом начале президентской предвыборной кампании, доказывает степень озабоченности Рузвельта возможностью победы нацистов и меру принятой им на себя ответственности за поднятие боевого духа британцев. (К счастью для Великобритании и для дела американского единства, взгляды на международную политику у его оппонента, Уэнделла Уилки, отличались от взглядов Рузвельта весьма незначительно.)

Одновременно Рузвельт резко увеличил американский военный бюджет и в 1940 году призвал конгресс ввести всеобщую воинскую повинность в мирное время. Но изоляционистские настроения были до такой степени сильны, что летом 1941 года, за четыре месяца до фактического начала войны, всеобщая воинская обязанность была восстановлена палатой представителей большинством всего в один голос.

Сразу же после избрания Рузвельт предпринял шаги по изменению условия Четвертого закона о нейтралитете — о том, что американские военные материалы могут закупаться только за наличные. В «Беседе у камина», позаимствовав термин у Вильсона, он поставил задачу перед Соединенными Штатами стать «арсеналом демократии»[518]. Юридическим инструментом для реализации этого дела стал закон о займе и аренде (ленд-лизе), который давал президенту полномочия по собственному усмотрению отдавать взаймы, в аренду, продавать или поставлять на основе бартерных сделок, заключенных на любых приемлемых для него условиях, любые изделия оборонного назначения «правительству любой страны, оборону которой президент полагает жизненно важной для защиты Соединенных Штатов». Государственный секретарь Халл, обычно выступавший как активный последователь Вильсона и поборник системы коллективной безопасности, оправдывал закон о ленд-лизе из стратегических соображений, что было весьма нехарактерно для него. Без массированной американской помощи, по его утверждениям, Великобритания падет, и контроль над Атлантическим океаном перейдет во враждебные руки, ставя под угрозу безопасность Западного полушария[519].

И все же, если бы это было так, Америка могла бы избежать участия в войне только в том случае, если бы Великобритания была в состоянии самостоятельно победить Гитлера, в возможность чего не верил даже Черчилль. Сенатор Тафт ссылался именно на это, выступая против ленд-лиза. Изоляционисты объединились в так называемый комитет «Америка превыше всего» под председательством генерала Роберта Э. Вуда, главы правления фирмы «Сирз, Робак и компания». Комитет поддерживали знаменитости из всех сфер, и среди них Кэтлин Норрис, Ирвин С. Кобб, Чарлз А. Линдберг, Генри Форд, генерал Хью С. Джонсон, Честер Боулз и дочь Теодора Рузвельта миссис Николас Лонгворт.

Такая страстность, лежавшая в основе оппозиции изоляционистов ленд-лизу, была зафиксирована в комментарии по этому поводу 11 марта 1941 года сенатора Артура Ванденберга, одного из наиболее дальновидных ее представителей: «Мы сдали в утиль прощальное обращение к нации Дж. Вашингтона. Мы кинулись прямо в пучину силовой политики и силовых войн Европы, Азии и Африки. Мы сделали первый шаг в направлении, откуда уже после этого не будет пути назад»[520]. Анализ Ванденберга был верен, но необходимость подобного поведения была продиктована обстановкой в мире; и заслугой Рузвельта является то, что он распознал ее.

После предложения о введении ленд-лиза Рузвельт с каждым проходящим месяцем все очевиднее демонстрировал свою решимость добиваться приближения победы над нацистами. Еще до принятия закона главы британского и американского генеральных штабов, предвидя его одобрение, встретились, чтобы проинвентаризировать ресурсы, которые могли бы быть использованы. Во время встречи они также начали обсуждать планирование на то время, когда Соединенные Штаты станут активным участником этой войны. Для этих штабистов оставалось уточнить лишь время конкретного вступления Америки в войну. Рузвельт не парафировал так называемого соглашения «АБС-1», согласно которому в случае войны приоритет будет отдаваться боевым действиям против Германии. Но было ясно, что это сделано из-за важных внутренних обстоятельств и конституционных ограничений, а не было следствием какой-либо двусмысленности по поводу его целей.

Зверства нацистов все больше стирали разницу между борьбой за утверждение американских ценностей и борьбой за безопасность Америки. Гитлер зашел так далеко, попирая общепринятые нормы морали, что борьба против него превращала триумф добра над злом в битву ради простого выживания. Так, в январе 1941 года Рузвельт подытожил цели Америки понятием, которое он назвал «четырьмя свободами»: свободой слова, свободой вероисповедания, свободой от нужды и свободой от страха. Эти цели шли гораздо дальше целей любой из предыдущих европейских войн. Даже Вильсон не провозглашал такого рода социальную задачу, как свободу от нужды, в качестве цели войны.

В апреле 1941 года Рузвельт сделал еще один шаг к участию в войне, дав разрешение на заключение с датским представителем в Вашингтоне (в ранге посланника) соглашения, разрешающего американским вооруженным силам оккупировать Гренландию. Поскольку Дания находилась под германской оккупацией и поскольку не существовало датского правительства в изгнании, дипломат, лишенный страны, принял на себя решение «дать согласие» на создание американских баз на датской земле. Одновременно Рузвельт в частном порядке проинформировал Черчилля, что отныне американские суда будут патрулировать северную часть Атлантического океана к западу от Исландии — покрывая примерно две трети пространства всего океана, — и «официально оглашая местоположение судна или самолета возможного агрессора в случае его обнаружения в патрулируемой зоне»[521]. Через три месяца по приглашению местного правительства американские войска высадились в Исландии, еще одном владении Дании, чтобы заменить там британские войска. Затем без одобрения конгресса Рузвельт объявил всю территорию между этими датскими владениями и Северной Америкой частью системы обороны Западного полушария.