Ордынская броня Александра Невского - Дмитрий Абрамов

Вечерело. Новгородцы все чаще всматривались вперед по течению реки. Вскоре вдали прямо по курсу новгородских насадов и ушкуев замаячили светло-серые стены каменного града Ладоги и серебристо-серый купол храма. У города бросили якорь. Пополнили запас хлеба и соленой рыбы. В Ладоге к новгородским ладьям и ушкуям присовокупилось еще шесть насадов с комонными и пешими ладожанами — сотни две с половиной воев — не более. Как стемнело, выставили сторожу на кораблях и на берегу реки. Збыслав Якунович велел всем отдыхать до рассвета. Усталые вои первый раз за трое суток смогли заснуть крепким сном.

Утром корабли вышли в Ладожское озеро, и тут Горислав увидел бескрайний водный простор. Вспомнилась ему дымка дальних берегов Днепровского лимана и горячее дыхание серебристо-черного марева Русского моря. Волны ходили по водам озера и бились в борта кораблей. Ладьи и насады стало качать. Палуба как будто уходила из-под ног, а потом сама возвращалась назад и даже слегка подбрасывала людей ходивших во время качки по кораблю. Плески волн, крики чаек над водой будили в душе воина чувства величия, умиротворения и сожаления об утраченной юности. Он стал замечать, что все же здесь была другая природа. Каменистые, порой скалистые берега, поросшие соснами и темными елями, тускло-серебристо-голубые, прохладные волны озерной воды, все говорило о суровой северной жизни этих мест. Горислав размеренно, упрямо и с упоением работал веслом. Нужно ли еще что-то для счастья человеку? Вот синее небо, солнце и белые чайки, что с криками кружат над водой. А завтра будет, что Бог пошлет… Под плеск волн он задумался о своей необычной сердечной остуде. Вспомнил, как она провожала его в поход, вспомнил их первую, по сути, встречу зимой в Софийском соборе. Затем встречу в весеннем лесу, когда они долго гуляли по лесу и рассказывали друг другу о себе. Затем он посадил ее на коня, а сам повел его в поводу. Потом они остановились на одной из лесных полян, он принял на руки желанную женщину, ссаживая ее с седла, прижал к себе и поцеловал в уста. Она не сопротивлялась. Тогда впервые он овладел ей. С той поры они уже не раз были близки…

Мысли Горислава нарушил громкий глас кормщика. Менялись гребцы. Весь день они под парусами и на веслах быстро шли в версте от берега на северо-запад. К вечеру обогнули какой-то мыс и оставили с десной руки группу небольших каменистых островов. Берег стал уходить на юг, а новгородские ладьи и ушкуи пошли западнее — туда, где далекой дымкой в лучах уходившего солнца терялся противоположный берег озера. Никаких других кораблей, ни дальних парусов по всему горизонту видно не было. Прохладный ветерок и сиренево-розоватый закат сменили теплый солнечный день. Новгородцы убрали весла. Пошли под парусами. Опытные кормщики вели ладьи и ушкуи. Люди отдыхали.

Утром корабли резко повернули на юго-запад. Берег был уже совсем близко — верстах в двух. Вои опять взялись за весла. Вскоре на юге новгородцы увидели небольшую ладью, быстро шедшую к ним навстречу под парусом. Ладья подошла к головному насаду, на которой находился Збыслав Якунович. Там велись переговоры. Флотилия замедлила ход. Вскоре узнали, что князь Александр подал весть о себе. Конные русские полки поджидали корабли верстах в десяти от этих мест у истока Невы, одесную Орехова острова. О свейской рати пока никаких известий не было.

* * *

На второй день поздно вечером после встречи русских полков на Неве, к русскому стану подошли и причалили две небольшие ладьи. Из одной на берег выбросили сходни, по которым сошло пятеро вооруженных копьями и секирами человек. Это были ижоряне. Новгородская сторожа встретила их и повела к походному шатру князя Александра. Как узнали потом, одним из пятерых оказался ижорский старейшина и глава морской сторожи — Пелгуй, уже давно принявший в крещении имя Филиппа. Князь встретил ижорян в шатре. Пелгуй был уже немолодым степенным мужем с седой бородой. Он был высок, крепок на вид. Властные и благородные черты лица, тяжелый романский меч на поясе, добротная, длинная, почти до колен кольчуга, русский шелом на голове свидетельствовали о его знатном происхождении. Воины, сопровождавшие его, вообще не имели доспехов. Проницательные голубые глаза, благообразный вид, строгий, но дорогой охабень[153]темно-синего цвета, надетый поверх кольчуги, большой православный наперсный крест, свидетельствовали о добропорядочности и набожности Пелгуя-Филиппа. Войдя в шатер, он снял шелом, обнажив гриву русых седеющих волос, а все его сопровождение сняло шапки. Все склонились в поясном поклоне, приветствуя князя на своем языке. Александр Ярославич и все его окружение кланялись в ответ.

Сразу перешли к делу. Видно было, что глава морской стражи торопится сообщить что-то. По-русски говорил он хорошо, почти без акцента, хотя соплеменники, окружавшие его, во время разговора, что-то добавляли к его рассказу на своем языке. Согласно кивая головой, Пелгуй переводил. Уже с первых слов князь Александр понял, что ижорский старейшина принес ему важные вести. По его словам, свейская рать пришла из Варяжского моря в Неву уже двенадцать дней назад. Около шестидесяти свейских шнеков[154]пристали к берегу Невы, около устья реки Ижоры. Свеи высадились и заняли высокий береговой мыс, образуемый слиянием рек. Там сейчас и стоял их лагерь, защищенный с севера и запада реками. С южной и восточной сторон лагерь был защищен яругами, поросшими кустарником. По дну яругов протекали многочисленные ручьи. Лишь в одном месте между оврагами пролегал узкий перешеек, соединявший мыс с берегом. По всему было видно, что свеи собирались строить в этом месте свой град-замок.

Пелгуй на некоторое время прервал рассказ, видя, что князь задумался. Но уже через минуту Александр Ярославич спросил, какова численность свейской рати. Ижорский старейшина перемолвился несколькими словами со своими людьми и уже по-русски отвечал, что у свеев не менее двух с половиной тысяч человек. Однако, помолчав еще немного, добавил, что добрых воинов в хороших доспехах поболее тысячи. Остальные — емь с копьями, секирами, луками и щитами. После этого наступило вновь некоторое молчание. Александр благодарил ижорян и велел одарить их серебром и оружием. Те благодарно кланялись. Князь уже было отпустил морскую сторожу, но Пелгуй-Филипп попросил разрешения остаться в шатре, сказав, что хочет сообщить ему еще какие-то сведения без свидетелей. Александр кивнул головой, все ижоряне кроме их старейшины и несколько русичей вышли из шатра. Велено было остаться только Ратмиру, Гавриле Алексичу, Збыславу Якуновичу и Судимиру со Славны. Слегка прокашлявшись в кулак и перекрестясь, Пелгуй начал рассказывать о странном событии, виденном им в ночь тринадцать дней тому назад:

— Стоящу же азъ при край моря и стрежаше обою пути, и пребысть всю нощь в бдении. И мрак бысть надъ моремъ. И яко же нача въсходити солнце, слыша шюмъ страшенъ и виде насадъ единъ гребущь по морю, и посреди насада стояща святая мученика Борись и Глебъ в одеждахъ червленыхъ, и беста рукы держаща на рамехъ. Гребци же седяху, акы мглою одеяни. Рече Борись: «Брате Глебе, вели грести, да поможемъ сроднику своему князю Александру». Видевъ же таковое видение и слышавъ таковый гласъ от мученику, стояше азъ трепетенъ, дондеже насадъ отъиде от очию моихъ, — закончил ижорский старейшина.