Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена - Микаэл Геворгович Абазян

чем-то затягиваемого и отдалявшегося от них, хотя всем сердцем переживающего за них и за их общее дело. Аарон чувствовал, что его другу сейчас очень нужна помощь, но он не знал, как ее предложить. Речь звучала складно, как всегда возвышенно, спокойно и убедительно, и ему не хотелось ее прерывать, но чем дальше он слушал ее, тем больше чувствовал, как стремительно утекало время и отдалялся момент, когда он еще мог что-то сделать.

К этому моменту Филипп уже успел порекомендовать провести следующие репетиции в присутствии Марка Эго и Аби с Линой, пообещав, что сам пригласит их, что он и сделал сразу же, попрощавшись с Аароном. Пожелав доброй ночи, Филипп еще раз попросил не забыть проверить утром почту и порекомендовал прогонять свежие сцены. Аарон пожелал доброй ночи в ответ, после чего голос Филиппа был прерван коротким сигналом.

— Если я не сделаю эти звонки сейчас, я не сделаю их никогда, — приговаривал Филипп, пролистывая список контактов в поисках литер «М» и «Л». Когда же он договорился с Марком Эго и Линой о времени их очередного визита в «Кинопус» и отложил наконец телефон в сторону, словно по сигналу его покинули все силы — духовные и телесные, и, тяжело опустившись на диван, Филипп провалился в сон.

Последующие несколько дней протекали необъяснимо долго. Время, словно сделанное из неподатливой резины, тянулось медленно. Дома Филипп чувствовал себя неуютно: в комнате все словно стало чужим, ему начали действовать на нервы звуки, доносившиеся как из смежных квартир, так и со двора, а после того, как он в надежде приглушить их закрывал окна, на него тяжким бременем ложилась заполнявшая комнату неустойчивая тишина. И снова он слышал какие-то непонятно чем производимые слабые звуки. Ему удавалось находить источники некоторых из них, остальные же он приписывал своему воображению.

Желая отвлечься, Филипп совершал недолгие прогулки. Однако и они не могли дать ему желаемого отдохновения и, за исключением походов за продуктами, оказывались бесцельными. Тем не менее в плане питания он баловал себя, покупая все, на чем его голодный взгляд задерживался больше пяти секунд. Давно его дом не был набит таким количеством разнообразных продуктов: сыры и колбасы, овощи и фрукты, ягоды и шоколадные плитки, ассорти из орехов и сухофруктов, кофе и чаи разных сортов, конфеты и печенья, пирожные и выпечка, пиво и вина, напитки прохладительные и покрепче… Но ничего из этого не могло настроить его на работу, о которой он думал постоянно. В компьютере не появилось ни одного нового файла, и все листы бумаги на рабочем столе так и оставались нетронутыми.

В один из вечеров Филипп обнаружил, что телефон, который он поставил на зарядку, не только не зарядился в течение трех часов, но и достиг критической отметки уровня зарядки батареи. Подергав кабель, он убедился в его неисправности.

— Угу, завтра нужно купить новый, — только и успел он буркнуть себе под нос, как его слух прорезал прилетевший со двора какой-то исключительно паршивый звук, сочетавший в себе дурацкий смех, скрежет чего-то металлического и леденящий душу визг. Выйдя из состояния шока от услышанного, Филипп подбежал к окну, готовый швырнуть в источник звука чем-то тяжелым. Он вглядывался в сумерки, перебирая силуэты снующих по двору людей, но никто не выказывал какого-либо раздражения, словно этого ужасного звука не было и в помине. Лишь один из них, стоявший поодаль в свете уличного фонаря и поэтому видимый довольно отчетливо, начал махать Филиппу рукой, когда тот заметил его. Все еще раздраженный диким звуком, он почему-то был уверен, что тот давал ему знать, что все в порядке и нет повода для беспокойства. Спустя несколько туманных мгновений Филипп все же ответил ему, подняв руку и помахав в ответ.

Человек перестал махать и опустил правую руку. Левую же он приложил к уху, словно держа в ней телефон.

В это мгновение до слуха Филиппа донесся звук из комнаты — реальный звук, исходящий не от неуловимых источников, обитавших в его доме, не от чего-то страшного, происходящего на улице, и не созданный его собственным воображением. Звонил его телефон, и от понимания этого Филиппа передернуло.

Выйдя из ступора, он поспешил к холодильнику, откуда исходил звонок, но было поздно. Филипп даже не успел увидеть номер, с которого ему звонили. Он еще раз потеребил кабель, промял его от начала до конца в надежде случайно нащупать обрыв, но телефон не просыпался.

«Кто, интересно, мне звонил?» — подумал Филипп. Перебирая в уме имена своих друзей и строя предположения о том, кем из них мог оказаться звонивший, он снова подошел к окну и поглядел в сторону освещенного участка тротуара. Женщина с собачкой только что вышла из-под фонаря, а на смену ей в круг света вступала пара влюбленных, воркующих о чем-то своем. Парень остановился и стал разглядывать девушку, что-то ей при этом говоря, исходя из чего Филипп понял, что поблизости не было никого, кто бы мог смутить их.

«Кто, интересно, мне махал?»

Последовавшие за этим вопросом мысли совершенно не поддавались классификации. То были кусочки воспоминаний из детства, сказанные кем-то слова, строки популярных песен юности, обрывки фрагментов репетиций. Во все это вплетались вновь набиравшие силу звуки улицы. Через пару минут Филипп плотно закрыл окно, чтобы хоть как-то помочь себе справиться с головокружением, после чего он тяжело опустился на диван, посидел с минуту и, согласившись с тем, что ничего дельного сегодня уже не произойдет, завалился на бок.

Проснулся он в середине ночи. Было душно, и Филипп открыл окно, впустив в комнату первую августовскую прохладу. Немного постояв у окна и послушав звуки ночного города, он решил принять душ. Это помогло немного освежить тело, но камень на душе продолжал оставаться там же, где он и находился последние дни, постепенно обретая плотность и массу.

«Все повторяется. Все возвращается. Мне от себя не уйти», — повторял про себя Филипп, глядя в зеркало.

«Но я не могу оставить тех, кто доверился мне. Могу, конечно, сделать это физически, но не имею на это никакого морального права. Я могу делать с собой все, что вздумается — хуже другим от этого уже не будет, но делать хуже другим лишь