Леонардо да Винчи - Уолтер Айзексон

И все равно эта картина — не просто портрет жены шелкоторговца и, разумеется, не просто заказное произведение. Через несколько лет после начала работы над портретом (а может быть, даже сразу) Леонардо писал его уже для себя и для вечности, а не для Франческо дель Джокондо[843]. Он так и не передал картину заказчику и, судя по сохранившимся банковским документам, так и не получил за нее плату. Зато Леонардо никогда не расставался с ней, из Флоренции увез в Милан, потом в Рим и во Францию, где скончался через шестнадцать лет после начала работы над портретом. Все эти годы он продолжал совершенствовать и подправлять «Мону Лизу», нанося слой за слоем новые тончайшие мазки, привнося все новые смыслы, в которых заключалось его понимание людей и природы. Стоило ему набрести на новую мысль, обрести новые знания, поддаться новому вдохновению — и его кисть снова легонько касалась доски из древесины тополя. Так с «Моной Лизой» происходило ровно то же, что с самим Леонардо: с каждым пройденным шагом пути она становилась все многослойнее.

Загадочная притягательность «Моны Лизы» начинается с метода предварительной обработки доски. На тонкозернистую обструганную доску, выпиленную из сердцевины ствола тополя и превосходившую размерами обычный формат домашнего портрета, Леонардо нанес толстый слой грунтовки, выбрав для нее свинцовые белила вместо более типичной смеси гипса, мела и белого красителя. Леонардо знал: такая грунтовка будет лучше отражать лучи света, которые будут проходить сквозь тонкие полупрозрачные слои масляной краски, а значит, усиливать ощущение глубины, свечения и объема[844].

В результате свет проходит сквозь красочные слои и местами проникает до самой белой грунтовки, откуда отражается, снова проницая слои краски на обратном пути. Наши глаза видят взаимодействие тех лучей света, которые отскакивают назад от красочной поверхности, и тех, которые возвращаются из глубин. Эта световая игра создает ощущение изменчивости, неуловимости и служит тонкой моделировке изображения. Очертания щек и улыбка переданы мягкими переходами тонов, их как будто обволакивают слои лака, и они меняются, когда меняется освещение в зале или угол, под которым мы смотрим на картину. И портрет оживает.

Подобно голландским художникам XV века — например, Яну ван Эйку, — Леонардо пользовался красками, в которых к масляной основе примешивалась совсем малая доля красящего вещества. Накладывая тени на лицо Лизы, он впервые опробовал самодельную смесь железа и марганца для получения краски, которая давала цвет жженой умбры и хорошо впитывала масло. Он наносил ее тончайшими, почти незаметными мазками, и со временем количество слоев достигло тридцати. «Толщина коричневатой краски, нанесенной поверх розовой основы щеки Моны Лизы, плавно возрастает от всего 2–5 микрометров до приблизительно 30 микрометров там, где тень глубже всего», — сказано в опубликованном в 2010 году исследовании, проведенном с применением рентгена и флуоресцентной спектроскопии. Этот анализ показал, что мазки накладывались намеренно беспорядочным образом, чтобы кожа лица смотрелась как живая[845].

___

Леонардо изобразил Лизу сидящей на лоджии (основания ее колонн едва видны по краям). Руки, скрещенные на первом плане, опираются на подлокотник кресла. Кажется, будто тело Лизы и особенно ее руки совсем близко, а вот пейзаж с зазубренными скалами как будто отступает в туманную даль. Анализ подмалевка показывает, что первоначально Леонардо нарисовал левую руку иначе — Лиза хваталась ею за подлокотник, словно собираясь встать, — но затем передумал. И все-таки она не кажется неподвижной. Мы застигли ее в момент разворота, словно вошли на лоджию и внезапно привлекли ее внимание. Ее туловище слегка изогнуто, а голова как будто поворачивается, чтобы посмотреть нам в глаза и улыбнуться.

Много лет Леонардо самозабвенно изучал свет, тени и оптику. В одной из тетрадей он записал совет, которому довольно точно последовал сам, когда изображал свет, падающий на лицо Лизы: «Когда ты собираешься кого-либо портретировать, то рисуй его в дурную погоду, к вечеру… Обрати внимание на улицах, под вечер, на лица мужчин и женщин [или] в дурную погоду, какая прелесть и нежность видны на них»[846].

В «Моне Лизе» Леонардо заставил свет падать как будто сверху и чуть-чуть слева. Для этого ему пришлось прибегнуть к небольшой хитрости, но он сделал это так ловко, что его трюк почти незаметен. Судя по колоннам, лоджия, где сидит Лиза, крытая; значит, в жизни свет падал бы сзади, со стороны простирающегося у нее за спиной пейзажа. А она освещена спереди. Возможно, из этого следует вывод, что лоджия открыта сбоку, но даже это едва ли объяснило бы наблюдаемый эффект. Это искусственная уловка, которая понадобилась Леонардо для того, чтобы продемонстрировать свое мастерское умение при помощи света и тени создавать мягкие контуры и передавать объемные формы. А так как Леонардо блестяще разбирался в оптике и умел убедительно изображать свет, падающий на изогнутые поверхности, его фокус с освещением в «Моне Лизе» не бросается в глаза[847].

В том, как падает свет на лицо Лизы, есть и еще одна небольшая аномалия. Из заметок Леонардо по оптике следует, что он внимательно изучал вопрос о том, много ли времени требуется зрачкам, чтобы сузиться, когда на них падает больше света. У его «Музыканта» зрачки расширены по-разному, что придает портрету ощущение движения и согласуется с решением Леонардо использовать для картины яркое освещение. А в «Моне Лизе» зрачок правого глаза слегка больше левого. Но ведь именно этот глаз находится (и находился до того, как Лиза повернулась) ближе к источнику света, который падает на нее справа, — а значит, его зрачок должен быть, напротив, меньше. Что же это — недосмотр, как и отсутствие рефракции в хрустальном шаре в «Спасителе мира»? Или очередной хитрый фокус? Был ли Леонардо настолько наблюдателен, что заметил у своей модели анизокорию? (Этот симптом, при котором зрачки глаз у человека имеют разный размер, наблюдается примерно у 20 % людей.) А может быть, он знал, что зрачки расширяются, в числе прочего, от удовольствия, и, изобразив ее со зрачками разной величины, тем самым хотел показать, что Лиза обрадовалась, когда увидела нас?