Жарким кровавым летом - Стивен Хантер

— Я что, должна буду позвонить шерифу?

— Мне плевать на то, кому вы там будете звонить, но этот доктор вызвался помочь моей жене, и больше не о чем говорить. Я буду благодарен вам, если вы отойдете с дороги, или же, да простит меня Бог, я сам уберу вас, и вам это не слишком понравится. В последний раз говорю, мэм, убирайтесь ко всем чертям.

Женщина сдалась.

Двое мужчин быстро шли по коридору, где стояла еще одна дама.

— Вы не тот человек, с которым можно спорить, так ведь, мистер Суэггер? — сказал доктор Джеймс.

— Да, сэр. По крайней мере, сегодня.

Женщина вдруг затрусила к ним навстречу. У нее был настолько утомленный вид, что можно было подумать, будто она прошла через такое же сражение, как и Эрл.

— Слава богу, вы наконец-то приехали.

— Вы ведь Мэри Блантон? О, Мэри, вы лучше всех на свете. Я позвонил домой, и ваш муж рассказал мне, что здесь происходит. Доктор Джеймс оказался настолько любезен, что согласился оказать помощь.

— Какое счастье, что вы здесь, доктор.

— Да, мэм.

В коридор вышел молодой врач.

— Доктор?..

— Джулиус Джеймс. Акушерство-гинекология, Медицинская школа Нью-Йоркского университета, практика с тридцать второго года.

— А я Марк Харрис, Северо-Западный университет, закончил в сорок четвертом. Слава богу, что вы приехали, доктор. Положение такое: матка раскрылась уже на пятнадцать сантиметров, женщина непрерывно тужится уже двенадцать часов. А этот маленький поганец никак не хочет выходить.

— Хорошо, доктор, я сейчас вымоюсь. Я полагаю, что смогу извлечь ребенка. Мне уже приходилось несколько раз принимать подобные роды. Нам придется выполнить эпизиотомию. Затем, как только я войду внутрь, вы должны будете перерезать пуповину, чтобы не задушить младенца в матке. После этого вам нужно будет зашить женщину, а я тем временем приведу младенца в сознание. Проверьте, чтобы у нас было...

Эрл проводил взглядом двоих мужчин, скрывшихся за дверью родильной палаты.

После этого он вернулся в вестибюль, который был пуст. Женщина, так долго скандалившая с ним, ушла.

Он не мог заставить себя сидеть на месте. Он пытался не думать ни о том, что происходит за белой дверью в родильной палате, ни о часах, прошедших после того, как он свалил трупы в кучу, позвонил домой, поговорил с Филом Блантоном, приехал в Гринвуд, уговорил доктора Джулиуса Джеймса поехать вместе с ним и примчался сюда.

— Я беспокоюсь о докторе, — сказал он Мэри. — Это может быть опасно для него. Он не заслуживает всех этих неприятностей.

— Мистер Суэггер, если они попытаются что-то предпринять против него, это будет то же самое, что выступить против вас. Вряд ли они решатся на это. Они хулиганы и трусы, а ни в коем случае не мужчины.

— Очень надеюсь, что вы правы, Мэри.

Через некоторое время, в течение которого Эрл вышагивал по помещению, а Мэри сидела неподвижно, в дверь как-то излишне осторожно заглянул офицер. Он носил значок помощника шерифа и больше всего походил на старого копа, из тех, которые целыми днями сидят в участках, перебирая бумаги.

— Это вы тот самый человек, который привез сюда негритянского доктора?

— Да, это я, — согласился Эрл.

— Вы ведь не из наших мест, не так ли?

— Я вырос в округе Полк.

— В таком случае вы должны знать, что у нас так дела не делаются. Мы не позволяем черномазым соваться к белым. У нас есть законы на этот счет. Я должен арестовать вас и доктора-негра.

— Я думаю, что вам лучше всего было бы поехать домой, старина, — сказал Эрл. — У меня нет времени на все эти глупости.

— Мистер?..

— Суэггер. Эрл Суэггер.

— Мистер Суэггер, мы защищаем очень важный принцип. Это важнее, чем ваша жена и ваш ребенок. Вы ставите под угрозу будущее нации.

— Офицер, вы, возможно, слышали о моем отце, Чарльзе Суэггере? Он был из тех людей, которые если скажут, что что-то сделают, значит, можно считать, что оно уже сделано. Все знали, что он такой. Так вот, сэр, я из той же породы, только еще упертее. И если я говорю вам, что лучше вам уйти, катиться куда подальше, проваливать отсюда, то лучше бы вам это сделать, иначе здесь будет ад на завтрак.

Шериф поспешно попятился, но приостановился в двери.

— Ваша наглость, Суэггер, может сойти со стариком вроде меня, когда все остальные заместители в отъезде, охотятся на Оуни Мэддокса. Но тут в конце улицы выпивают несколько парней, и их мнение на этот счет тоже не совпадает с вашим.

— Я разберусь с ними, когда они придут. Если, конечно, у них хватит смелости. И вот что: не тревожьтесь насчет Оуни Мэддокса. Этот счет уже оплачен.

Прошло еще полчаса. Мэри сидела, зябко обхватив себя за плечи, хотя в вестибюле было совсем не холодно. Эрл расхаживал взад-вперед и все время курил, словно персонаж комикса из «Сэтердей ивнинг пост». Он то и дело глядел то на часы, то на дверь и пытался заставить себя успокоиться. Он был так невероятно измучен, что с трудом мог додумывать мысли до конца, но при этом пребывал в таком возбуждении, что не смог бы заснуть, даже если бы лег. Все его нервы дрожали.

Наконец дверь открылась, но появился вовсе не доктор. Появился пожилой черный швейцар.

— Сэр, — сказал он.

— В чем дело, папаша? — спросил Эрл.

— Идут. Толпа. Уже видал такое прежде. Подобное случается время от времени. Они хотят, чтобы все было так, как было раньше, и когда они за это берутся, то какому-нибудь черному парню приходится висеть или гореть.

— Сегодня ничего такого не будет, папаша. Можете на это смело держать пари.

Он повернулся к Мэри.

— Я разберусь с этим.

— Мистер Суэггер, я...

— Только, ради бога, не волнуйтесь. Мне приходилось иметь дело с японцами. Эти парни никакие не японцы. Но на всякий случай я хочу, чтобы вы прилегли на пол, а то, если стекло вдруг разобьет свинцом, можно случайно простудиться.

Эрл вышел на крыльцо.

Оттуда он наблюдал за их приближением. Старик был прав. Их было человек пятьдесят, и, судя по их нетвердой походке и возбужденной мимике, все они успели немало выпить. Толпу заносило то вправо, то влево, и из нее доносились крики и ругань. Эрл видел, как люди, которых, вероятно, следовало считать приличными, отходили в стороны или вовсе разбегались в ужасе, и отметил, что ни один человек не попытался преградить путь этим парням, ни один.

Было четыре часа дня. Он почти полностью утратил чувство времени и плохо представлял себе, как долго он здесь находится, как долго они могли пить и насколько успели обезуметь. На западе низко висело солнце цвета пламени. Горы рисовались силуэтами. Дул ветерок, заставлявший трепетать листья на всех деревьях.