Граждане Рима - София Мак-Дугалл

Но почему этого не случилось раньше? Казалось неправильным — казалось какой-то ошибкой умереть теперь, когда он так слаб, так замерз и так никчемен, ведь всего лишь минуту назад он весь светился уверенностью, был упоен своим всемогуществом. Почему, Господи? Дама почувствовал, что причина должна быть, и медленно подумал: возможно, что-то хранило меня, и я был спасен потому, что предназначался для чего-то большего, чего-то лучшего? Огонек умиротворения и гордости на какой-то миг согрел его, но Дама слишком устал, чтобы не дать ему погаснуть, к тому же надежда на то, что с Уной все в порядке, понемногу убывала, — даже если они добрались до машины, Дама не представлял, куда им теперь ехать, но он сделал все, что мог.

Наконец он снова встал и, с трудом волоча ноги, направился во тьму.

Марк бежал, уколы острой боли в растянутой лодыжке беспокоили, но как-то смутно; он понимал, что должен бежать — куда бы то ни было, — и бежал. И все же все казалось медленным, тягучим, даже сама спешка; они могли бежать, перебираться через изгородь, снова бежать — и так часами. Вероятность того, что все происходящее нереально, больше не язвила и не мучила — это казалось приемлемым, незаметно вписывалось в порядок вещей. И он больше не задавался вопросом, где он. Все это получалось вполне осмысленно и скрывало в себе еще один, скрытый смысл: Уна была рядом — они были в лесах — в Пиренеях…

А Уна кусала губы, чтобы не заплакать. Тьма внезапно, чудодейственно разлилась над садом как раз в тот момент, когда они уже приготовились бежать, со всех сторон выхваченные резким светом. Они услышали эхо выстрелов — причина могла быть только одна. Но громкие хлопки не стихали, и, хотя казалось невозможно радоваться этому, зачем бы им было продолжать стрельбу, если одна из пуль настигла Даму?

Но наконец они прекратили стрелять, и Уна не могла понять почему. Может быть, он уже в машине, мелькнуло у нее, или мы можем объехать окрестности и поискать его. Однако она сама тут же ответила себе; нет. Конечно, у них не было времени, но не в том суть. Дама сказал, что просто уйдет, и если его не убили, то, значит, он так и сделал.

Но Сулиен в конце концов свалился сквозь дыру в потолке, дрожа, но в общем целый и невредимый, а Марк… Порой он прихрамывал, болела лодыжка, да и земля под ногами была вся в рытвинах. Уна, пошатываясь, брела рядом с ним, тянула за руку. Собственные пальцы показались ей такими холодными и тонкими, когда ей пришлось отпустить его, чтобы самой перебраться через изгородь. Незнакомое чувство, когда кто-то добровольно позволяет так долго касаться себя, не позволило ей сразу же снова схватить его руку, когда они оказались на другой стороне. Но снова пришлось бежать, и она позабыла про изгородь и что они вообще когда-то существовали по раздельности.

Добравшись до дороги, они побежали по ней. Сулиен боялся, что они не успеют найти машину, в голове у него все еще царил туман, он не помнил пути. Зато Клеомен, казалось, помнил все очень хорошо, он и вывел их на заросший проселок. Черная машина по-прежнему стояла там.

— Дама, — горестно произнес Сулиен, видя, что машина пуста, — видя руки Дамы, сомкнувшиеся на заляпанной кровью отвертке.

— Плохо. Залезай, — не терпящим возражений голосом сказал Клеомен, подталкивая его к машине.

Для Марка в этот момент все поплыло, перевернулось — и так было и дальше: они с Уной бежали через лес, но зачем? Боль снова обожгла лодыжку, на этот раз сосредоточившись — конкретная боль в конкретном суставе. Тягучее тиканье медлительных секунд вдруг оборвалось. Марк опустил глаза и увидел, что кто-то держит его за руку.

На мгновение он отвернулся с неохотой, не желая смотреть на нее, на случай, если его чувства все еще во власти чьих-то хитроумных манипуляций, хотя теперь почему-то было очевидно, что это не так. Но Марк все равно повернул голову с опаской — Уна была рядом.

Немота поразила его решительно, как топор, раскалывающий бревно, лишила не только дара речи, но и дара дыхания, способности двигаться; это было больше, чем немота, это было болезненное чувство преизбыточности.

Марк снова осторожно посмотрел на их соединенные руки, вспомнив, как она словно застыла в его объятиях там, в ущелье, возле реки, — и перестал сопротивляться.

— Забирайся, — сказала Уна.

Марк забрался в машину. Уна села рядом, их разделял всего какой-то дюйм, когда машина тронулась с места. Клеомен подал назад, вслепую съехал с холма. Уна с Марком продолжали как-то полувопросительно глядеть друг на друга всякий раз, стоило ему подступиться к тому, что случилось, — они докопались до него сверху, — и снова его поражала немота, отсекая способность мыслить. Он даже не мог спросить, как долго находился под действием лекарств. Как ты до меня добралась? Марк помнил, как лежал на полу рядом с ней, он был почти уверен, что она сказала: я должна была увидеть тебя, — но как мог он полагаться на это, когда уже видел сочившуюся из половиц плотную тьму и кровоточащие стены? Какое-то время казалось, что они могут сидеть так бесконечно, молча, не чувствуя боли.

Затем она медленно, умышленно прижала свои губы к его губам, потом отодвинулась так, чтобы они могли посмотреть друг на друга, затем поцеловала снова.

Марк ответил на ее поцелуй, он с первого раза запомнил точно выточенный изгиб ее маленького рта и теперь не понимал, как все могло так перемениться. Шевельнувшееся внутри изумление помешало удовольствию. Как? Что случилось? Он притянул ее к себе, затем в сомнении остановился: сомневаясь не в том, что она это она, но — с тревогой подумал он — не делает ли она это по принуждению? Но Уна яростно обняла его, губы ее почти сердито впились в его губы. Он подумал, что она, должно быть, знает, о чем он думает, и был не против.

Он на мгновение отодвинул ее, сжав лицо девушки своими ладонями. Прошептал, тихо смеясь:

— Так, значит, ты передумала?

— Заткнись, — сказала она, и губы их снова соединились. Они даже не были одни, им надо было поговорить, надо было остановиться. Уне показалось, что кожа Марка теплее, чем у других людей, равномерное тепло без горячечного жара; невесомые язычки пламени с его губ и зубов перекинулись на нее. Они были видны сквозь кожу, и она увидела бы их, если бы открыла глаза.

— Варий, — сказал внезапно охваченный паникой Марк. — Они не… он жив, правда?

— Надеюсь, ваше высочество, — ответил Клеомен, и Уна с Сулиеном удивленно переглянулись; казалось, они совсем позабыли, что Марка можно величать и так.

— Что это значит? — спросил Марк, глядя на затылок Клеомена с мягким изумлением, запоздало осознав, что этот рыжеволосый мужчина действительно существует.

— По крайней мере, вчера днем, насколько могу судить, Лавиний собирался допросить его, даже несмотря на то, что вы живы.

— Вчера? — переспросил Марк. — Как давно это было?

— Весь вчерашний день и ночь накануне, — ответил Сулиен, который сидел на переднем сиденье и тер кулаком глаза. — Полтора дня или около того. Часов сорок.