Вайдекр, или Темная страсть - Филиппа Грегори

Я с трудом оторвала взгляд от бумаг и хмуро посмотрела на нее, желая показать, что нахожу ее любопытство неуместным. Она не опустила глаза, и ее хорошенький ротик был сурово сжат.

— Кто это? — спросила она опять.

— Некто, приезжавший посмотреть лошадь, — коротко ответила я. — Жеребца Тобермори от Беллы. Слава вайдекрских конюшен растет.

— Это был не он, — возразила Селия спокойно. — Это был мистер Гилби, лондонский торговец зерном. Я остановила карету и поговорила с ним.

Я вспыхнула от раздражения, но постаралась говорить ровно.

— Ах, этот! — сказала я. — Я думала, ты имеешь в виду другого. После обеда у меня было два посетителя. Мистер Гилби приехал позже.

— Он сказал мне, что купил пшеницу, которая стоит в поле. — Селия игнорировала мою ложь. — И что весь урожай увезут в Лондон.

Я встала из-за стола и улыбнулась ей. Но думаю, что в моих глазах не было тепла, ее же лицо оставалось просто каменным.

— Видишь ли, Селия, это едва ли то дело, для которого тебя воспитывали, — сказала я. — Управлять Вайдекром — довольно сложная задача, и раньше ты к этому проявляла мало интереса. А сейчас слишком поздно начинать вмешиваться в мои дела.

— Ты права, упрекая меня в невежестве, — согласилась она. Ее дыхание стало быстрым, и на щеках вспыхнул румянец. — Я думаю, что это большая ошибка — ничего не рассказывать детям о страданиях бедных. Я провела всю жизнь в деревне и ничего не знаю о ней.

Я попыталась прервать ее, но она не слушала.

— Я жила словно в каком-то раю, — говорила Селия. — Я тратила деньги, не зная, откуда они появляются и кто их зарабатывает.

Она немного помолчала. Я нетерпеливо шевельнулась.

— Я приучена вести себя как ребенок. — Она говорила, будто обращаясь к самой себе. — Как ребенок, который ест кашу, но не думает, что кто-то приготовил ее и положил в тарелку. Я тратила деньги Вайдекра, не задумываясь, что они заработаны трудом крестьян.

— Не совсем, — возразила я. — О теории политической экономии ты можешь поговорить с Гарри, но мы — фермеры, помни это, а не торговцы и не мануфактурщики. Наше богатство исходит от земли, от ее плодородия, от природы.

Селия отмахнулась от моего аргумента одним движением руки.

— Ты прекрасно знаешь, что это не так, Беатрис, — люди каждый месяц платят нам, потому что мы владельцы земли. Сама по себе она родит только сорняки и луговые цветы. Но люди обрабатывают ее, и мы платим им за это, как хозяин шахты платит шахтерам.

Я стояла молча, в изумлении глядя на Селию. Как она изменилась с тех пор, как в дом вернулся Джон!

— И хозяин платит им только часть того, что они зарабатывают, — размышляла вслух Селия, — а все остальное является его прибылью. Поэтому он богатый, а они бедные.

— Нет, — сказала я. — Ты ничего не понимаешь в бизнесе. Ему ведь еще приходится покупать оборудование и выплачивать по займам. Если бы шахта не приносила ему прибыли, он вложил бы свои деньги во что-нибудь другое и шахтеры остались бы без работы.

К моему удивлению, Селия улыбнулась, будто я рассмешила ее.

— О Беатрис, это такая чепуха! — сказала она. — Так считает Гарри! Так написано в его книгах. Но ведь все, кто говорит, что прибыли необходимы, это богатые люди. И они стремятся доказать, что их прибыли законны и справедливы. Сейчас написаны тысячи книг, которые стараются объяснить, почему одни бедны, а другие богаты. Но их авторы не хотят увидеть то, что лежит у них перед глазами, — и это несправедливо.

Я недовольно передернула плечами, но Селия смотрела мимо меня в окно.

— Почему люди, которые вкладывают в работу свои деньги, имеют гарантированные прибыли, а те, кто вкладывает свой труд и даже жизнь, не имеют ничего? — спросила она. — Если бы и те и другие зарабатывали одинаково, то шахтеры жили бы в хороших домах и ели вкусную еду. А они живут как животные, в грязи и нищете, в то время как их хозяева чувствуют себя князьями и даже не видят своих шахт.

— Да, мне говорили, что условия там ужасные, — согласилась я на этот раз. — И очень опасная работа.

— Это несправедливо, — кротко продолжала Селия. — Они работают целый день и получают меньше шиллинга. А я вообще не работаю и получаю двести фунтов каждые три месяца. И это только потому, что я принадлежу к знати, а мы все богаты. Но это несправедливо, Беатрис. Так жить не очень приятно.

Я придвинула к себе бумаги. Когда-то я тоже считала, что мир нужно изменить. Что владеть землей должен тот, кто знает и любит ее.

— Это злой мир, Селия, — сказала я, улыбаясь. — Я с тобой согласна. Из-за того, что этот мир меняется, и у нас в Вайдекре возникают трудности. Мы должны к этому приноравливаться.

— Продай землю, — неожиданно проговорила Селия. Я уставилась на нее, открыв рот.

— Что? — едва выговорила я.

— Продай, — повторила она. — По словам Гарри, вы с ним так много взяли взаймы, чтобы купить майорат и выплатить судебные издержки, что теперь вынуждены по-новому вести хозяйство. Продай землю и выплати долги, тогда Экр перестанет голодать и у нас все пойдет по-другому.

— Ты ничего не понимаешь, — взорвалась я. — Мы никогда, никогда не продадим Вайдекр. Ни один помещик не согласится добровольно расстаться с землей. Тем более — я.

— Вайдекр имеет два великих сокровища. — Селия вышла из-за стола и теперь смотрела на меня сверху вниз. — Плодородную землю и людей, которые работают на ней, не щадя себя. Одним из них придется пожертвовать. Пусть это будет земля. Продай хотя бы часть ее, и ты сможешь относиться к людям по-прежнему. Не по справедливости, но хотя бы без жестокости.

— Селия, — опять заговорила я, — ты просто ничего не понимаешь. Этот год мы отчаянно нуждались в прибылях. Но даже если бы не это, мы все равно стали бы жить по-новому. Чем меньше мы платим рабочим, тем больше получаем сами. Так же и каждый помещик, каждый торговец старается заплатить поменьше своим рабочим.

Селия медленно наклонила голову, она наконец все поняла. Краска сбежала с ее щек, она повернулась и пошла к двери.

— А как насчет твоего содержания? — язвительно спросила я. — И твоего приданого? Можно, они пойдут на уплату бедным?

Селия обернулась, и я с удивлением увидела в ее глазах слезы.

— Я трачу все мое содержание на пищу и одежду для Экра, — грустно ответила она. — Так же поступает Джон с теми деньгами, что присылает ему отец. Мы покупаем пищу и раздаем ее женщинам, покупаем одежду для детей и топливо старикам. Я трачу на это каждый пенни, что ты даешь мне. Но благотворительность хороша, когда у людей есть работа. А если помещики ожесточены против арендаторов, как ты сейчас, Беатрис, и платят своим работникам как можно меньше, благотворительность не помогает. Мы только продлеваем мучения людей, страдающих от нужды, а их дети в свою очередь будут страдать от следующего жестокого хозяина. Их матери говорят, что не знают, зачем они появились на свет. Я тоже не знаю. Мы живем в безобразном мире. Мире, который построили богатые.