Преступление и наказание в России раннего Нового времени - Нэнси Шилдс Коллман

В 1662 году расследование было начато немедленно; были отданы приказы «пытать всякими пытками розными и жестокими накрепко». К.В. Базилевич, несомненно, прав, когда утверждает, что первые наказания были рассчитаны на то, чтобы запугать население: в самый день восстания царь приказал командующим казнить «10 или 20» человек из московских бунтовщиков; в указе 26 июля было предписано «тех воров… вершить около Москвы по всем дорогам». Без долгого разбирательства князь А.Н. Трубецкой в тот день повесил десять человек на Лубянской площади, а еще десять – вдоль Москвы-реки «у Болота», на двух местах, где началось восстание. Когда расследование было завершено, крестьянина, который приехал из подмосковного села, велели «повесить по Гжельской дороге», ведущей к его дому; Кузьму Нагаева, стрельца, подстрекавшего толпу, и Лучку Житкого, крестьянина, вручившего царю письмо, фактически четвертовали: у них были отсечены левые руки, обе ноги и языки (похоже, что с намерением лишить жизни, так как указано, что Нагаев умер от нанесенных увечий 12 августа; выжил ли Житкой – неизвестно). Вспомним, что на следующий год был издан устрашающий указ, предусматривавший практически четвертование за преступления, подпадающие под смертную казнь[962].

Другим бунтовщикам 1662 года отсекали ногу или руку, что очевидно означало, что им было решено оставить жизнь. Например, одного человека приговорили к отсечению руки, другого – руки и ноги; по исполнении приговора их было велено отпустить домой до выздоровления. Чаще всего искалеченных затем отправляли в ссылку; кроме того, ссыльным из простого народа ставили клеймо на щеку в виде буквы «б» (то есть «бунтовщик»). Х. – Д. Лёве отмечал жестокость, с которой проводился розыск; по оценке Буганова, было допрошено более 1700 человек в трех местах (Москва, Коломенское и Николо-Угрешский монастырь под Москвой); допросы продолжались до сентября. Пыткам было подвергнуто только 196 человек (7,6 % арестованных), но мучили их сильно. В среднем каждый получил по 25 ударов кнутом, но некоторые – намного больше. В общей сложности за мятеж, грабежи и неподобающее обращение к монарху, вместившиеся в один-единственный день, последовали показательная казнь 22 человек, казнь или почти смертельные увечья еще нескольких и ссылка почти полутора тысяч участников восстания из Москвы[963]. Применение насилия было скорым, отличалось большей жестокостью и бóльшим количеством вовлеченных, чем ранее, и это было знаком того, что в событиях 1662 года оправданность действий толпы не перевесила морального авторитета царя. В данном случае, как и во многих других, суверенное право царя наказывать за противодействие возобладало над народными представлениями о справедливости. Но чрезвычайные события, такие как в 1648 и 1682 годах, показывают, что и государство, когда его прижимали к стенке, должно было поддерживать такую моральную экономику.

17 апреля 1682 года царь Федор Алексеевич умер, не оставив наследника, и вскоре Москва оказалась парализована восстанием стрельцов и солдат, чье недовольство первоначально было вызвано угнетением командиров, а затем партия Милославских, выступавшая за передачу трона брату Федора 16-летнему Ивану, рожденному от первого брака Алексея Михайловича с Марией Милославской, а не 10-летнему Петру, сыну царя от второго брака с Натальей Нарышкиной, направила это недовольство в свою пользу[964]. Три дня, с 15 по 17 мая, продолжались бесчинства стрельцов; были убиты десятки ненавистных им полковников, коррумпированных чиновников и сторонников Нарышкиных. Когда волна насилия более или менее сошла на нет, сводные братья Иван и Петр, оба провозглашенные царями, стали править совместно под надзором своей сестры Софьи (из Милославских). Но де-факто Москвой управляли стрельцы; они отправляли в ссылку близких к Нарышкиным людей, проводили казни преступников. Сильвестр Медведев, сторонник Милославских, высмеивает их: «Стрелцы всюду… к государем приступали смело и дерзостно, и, бутто великия люди, и в бояры мешалися, и ставили всех чинов людей ни во что». Он также указывает, что все управление прекратилось, так как большинство приказных бежали и не являлись на службу[965].

Партия Милославских аккуратно принялась укреплять свою власть и, как и их предшественники в 1648 году, уклонялась от масштабных экзекуций. Вместо этого она устроила своего рода игру в кошки-мышки, понемногу смещая баланс сил в свою пользу. Даже во время беспорядков и до начала сентября царевна Софья награждала своих верных сторонников и умиротворяла стрельцов денежной раздачей, средства на которую были почерпнуты за счет чрезвычайных налогов на церковные и частные земли[966]. Практически сразу после прекращения кровопролития стрельцы принялись укреплять свое положение, потребовав в конце июня, чтобы на Красной площади был воздвигнут столп с приделанными к нему досками, на которых был бы вырезан текст грамоты, объявляющей законными произведенные стрельцами убийства. Кроме того, они запросили повышение жалованья. Хотя Сильвестр Медведев впоследствии написал, что их челобитная «глупости и неразумия полной», Софья удовлетворила запросы стрельцов о жалованье, колонне и оправдании их действий[967].