Звёздный огонь - Наталия Осояну

И прежде, чем кто-то из них успел хотя бы осознать, что происходит, она до дна осушила флакон со снадобьем, столь удачно прихваченный Хагеном из лаборатории.

— Сумасшедшая, ты умрешь! — закричал Умберто, бросаясь к ней, но было уже поздно: руки Эсме окутались черно-золотой пылью, а лицо превратилось в бесстрастную маску. Лейла, увидев это, молча отодвинулась и замерла, устремив на целительницу немигающий взгляд, полный мольбы. Хаген выругался, швырнул на землю свою саблю, а Амари вдруг ощутил, что желание сражаться и прорываться на волю исчезло, как исчезает последний луч солнца на закате. Он чувствовал себя совершенно пустым, высохшим и не способным на какие-то чувства.

Ему не нужна была свобода, добытая такой ценой.

— Кузнечик! — вдруг позвал Паоло, и принц не сразу понял, что тот обращается именно к нему. — Ты заметил на груди у Звездочета… ш-ш-ш… круглый медальон на цепочке?

— Да, — ответил Амари, машинально отметив про себя, что Змееныш уже не впервые называет своего бывшего хозяина Звездочетом. — Это что-то важное?

Паоло проигнорировал вопрос.

— Сумеешь его сорвать?

— Он мне не позволит, — сказал принц, качая головой. — Точно, не позволит.

— Я отвлеку, — Змееныш прищурился. — А ты срывай. Не забудь, о чем я просил… и, пожалуйста, будь с ней добр. Она хорош-ш-шая.

Едва он успел договорить, как раздался тонкий свист и Умберто рухнул навзничь со стрелой в спине. Если бы он за миг до этого отошел в сторону хоть на шаг, стрела попала бы в Эсме. Паоло кинулся на принца, повалил его на землю, и Амари едва успел заметить, что невидимые стрелки больше ни в кого не попали.

Ему было жутко от того, сколь простой и безжалостной оказалась смерть друзей.

— Сдавайтесь! — раздался голос Эйдела Аквилы. — Вы окружены!

Стало тихо. Сердце Амари билось просто оглушительно, и он, вслушиваясь в это звук, не сразу почувствовал довольно-таки чувствительный тычок под ребра, которым наградил его Змееныш. «Позови, — раздался еле слышный шепот… или, может быть, ему померещилось? Зрачки желтых глаз расширились, в них отражалось перепуганное лицо маленького принца. — Позови…»

— Отец! — крикнул он. — Ты здесь, я знаю! Покажись!

— Ваше Высочество… — Эйдел ненадолго умолк. — Идите к нам, сюда!

— Пусть Капитан-Император сначала выйдет из укрытия! — тотчас же ответил Амари. Хриплый голос едва повиновался, грозил вот-вот исчезнуть окончательно. — Я хочу его увидеть!

Он лежал на земле, придавленный тяжестью Змееныша, и вдыхал резкий зеленый запах… ох, три тысячи кракенов, это же клумба! Одна из тех, вдоль которых днем постоянно прогуливаются нарядные парочки, то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться цветами. Принц протянул руку и нащупал посреди переплетения сломанных ветвей розу. Цвет её в темноте был не виден, но он знал — красная.

Он сжал шипастый стебель так, что стало больно до слез, и в этот миг послышались осторожные шаги, а вслед за ними и голос:

— Я здесь, мой мальчик.

Сколько в этом голосе было любви…

Змееныш прыгнул, словно был туго натянутой пружиной, но лучники тоже не оплошали, и в полете его пронзили сразу три стрелы. Всё же полукровка почти сумел завершить свою самоубийственную авантюру: он рухнул на землю рядом с Аматейном и, качнувшись, привалился к коленям бывшего хозяина. Капитан-Император, помедлив лишь мгновение, наклонился и одним резким движением сломал ему шею.

Этого мгновения Амари оказалось достаточно.

Медальон лег ему в ладонь, обрывки цепочки скользнули на землю. «И всё? Ради этой вот безделушки он пошел на смерть?» Ответа не было, но принц вдруг ощутил некое странное присутствие — как будто тень «Невесты ветра» за спиной вдруг разделилось, и вместо одного фрегата его теперь звали сразу два. Если бы всё это происходило в иной обстановке, Амари бы понял, что произошло, а сейчас он окончательно утратил способность размышлять и мог только смотреть на драгоценность в своей руке, словно блики на гладкой поверхности его заворожили.

Краем глаза он заметил неподалеку зарево и подумал: «До рассвета ещё далеко».

Потом крылан очнется и спросит, удивленно моргая: «Что произошло?»

Потом в открытом море встретятся два корабля: у одного будут зелёные паруса, а другой окажется совершенно пустым, как если бы вся его команда дружно прыгнула за борт, сойдя с ума из-за какой-нибудь эпидемии или, что более вероятно, из-за того, что так захотел сам фрегат. Прошлого не отменить, и привычки, что въелись за долгие годы, уже никуда не исчезнут.

Потом они смогут вспомнить добрым словом тех, кто ушел к Великому шторму…

Всё это будет потом.

А сейчас — ведь огонь вечен, пока горит! — посреди огненного ада двое сжали друг друга в объятиях так крепко, как будто захотели стать единым целым. Раньше им уже перепадали мгновения такого единения душ, но ещё никогда не было мгновения истины.

Окажись в этот миг рядом хоть кто-нибудь, он услышал бы сбивчивый шепот:

— Никогда, слышишь? Никогда больше не смей меня терять!

И в ответ, короткое:

— Не посмею…