Рубеж - Марина и Сергей Дяченко

Думал ли я, что придется беседовать с каф-Малахом? И где?

– Самаэль против Рахаба, – медленно проговорил я. – Розовое воинство – против голубого. И Блудный Ангел посередине…

– И мой сын, – глаза блеснули страшным, запредельным огнем. – Ребенок, никому не сделавший зла!

Помню! Помню я эти глаза! Как взглянул на меня тот байстрюк, Пленник, памятной ночью мне встретившийся, как заглянул в душу…

– Мне кажется… Мне кажется, Самаэль задумал что-то плохое. С миром. И с моим ребенком. Поэтому я спешу. Мы и так потеряли много времени. День на Околице – это почти неделя в Сосуде. Я не должен опоздать.

Кивнул я, но не потому, что поверил. Просто кивнул, словно черту подводил. Что он мне хотел сказать, ясно. А вот что ему ответить?

– Пан сотник валковский дал мне один день, – наконец начал я. – Этот глупый гой думает, что за день я разыщу нужное Окно. Так что к следующему ночлегу тебе придется обратиться со своей заботой к нему самому, каф-Малах! Хочешь, я завещаю ему медальон? С ним и решай.

Медленно качнулась его голова. Влево… Вправо. Не хочет!

…Еще бы! Не зря старшой Ковена дал медальон мне! Мне, не Логину! Я, глупый Юдка, заклятый Юдка Душегубец, должен черкасам путь указать!

Я!

Но почему? Если этот призрак к Пленнику, к сыну своему страхолюдному торопится, то худшего проводника не найти! Или не торопится? В ином дело?

Не выдержал, хотел спросить. Но рядом со мной уже никого не было.

Пусто!

У кострища храп стоит, бедные кони из-под камней колючую траву выдирают (вот кого жалко!), часовые носами клюют…

Странный я все же человек! Другой бы на моем месте давно бы шаблю из чьих-нибудь ножен достал, до ближайшего коня добрался…

То есть это глупый другой. А умный другой вначале бы подпруги перерезал, а напоследок по горлу пана сотника шаблей полоснул.

И ходу! В галоп – до ближайшего Окна. А там – ищи ветра в поле!

А я вот стою.

Думаю.

И добро бы о коне да о шабле. Так нет же! Словно и не мне пан Логин всего день жизни оставил. То есть не день – уже меньше.

Все не так!

Все!

Ну, поссорились между собой Существа Служения. Так впервой ли? Сперва Противоречащего изгнали, что Адаму поклониться не возжелал, после – Азу и Азеля к горам приковали. Даже если князь Самаэль решил подрубить Древо Сфирот и Сосуды разбить (спаси нас Святой, благословен Он, от такого!), что за забота ему за младенем сопливым гонцов посылать? Поверил бы я, если те гонцы (вэй, пан Рио, вот чей ты слуга!) Пленника придушили, чтоб в батьку-бунтаря не вырос. Так ведь нет!

И что теперь? Растет себе байстрюк, батьке-призраку Имена посылает, тот и рад – из медальона потихоньку выглядывает, силы копит. Вот и сидел бы пан каф-Малах в золоте, и ждал бы, пока сынок вырастет да на ноги его поставит.

А вместо этого?

– Эй, жиду! Ты куда?

Задумался! А панове часовые, оказывается, не спят! Так что зря я к горлу пана Логина подбирался.

– Назад! Назад, а то стрельнем!

– Иду, иду, пан Бульбенко! Уже иду!

Возле камня, где мы с мороком четырехпалым беседу вели, было пусто. Я тронул медальон. Сидишь? Сиди, сиди, бунтарь поднебесный, там тебе и место!

А что бы случилось, ежели б я его послушал? Послушал – да и указал нужное Окно пану Логину? Спас бы голову свою? Ой, не верю! Выручил бы байстрюка огнеглазого? Так ведь не грозит ему беда вроде. Во всяком случае, не сейчас. И что за глупость именно мне медальон поручать?

Ой, хитрое было лицо у пана Панька! Ой, хитрое! Словно старую клячу за трехлетнего жеребца цыганам продал!

«Держи, консул!»

Почему помочь каф-Малаху поручено именно мне?

Я усмехнулся. Правильный вопрос, Юдка! А потому и ответов всего два. Первый – до обычного человека мороку не достучаться. Не услышат его.

И это возможно. Да только не верится что-то. Не услышат, так во сне явится. Или еще как. Велика сила Малаха, даже если от него одна искра осталась!

А посему первый ответ забудем и над вторым подумаем. А вот второй ответ…

Не привык труса праздновать сотник Логин. Ни в бою, ни в походе, ни на совете. И нрав имел крутой – не подступись. Потому и в сотниках остался. Сватали его на полковника миргородского, да покрутился Логин по канцеляриям, по избам приказным, поглядел – и шапкой об пол ударил. Не по нему! Полк – почитай держава целая. А державой править – не сотню в атаку вести. Кому – поклон, кому – миску с талярами, кого на охоту позвать, а к кому и молодицу сосватать.

Полития!

Тьфу!

Так что презирал пан Логин всякие политии с политесами, в старшины генеральные не рвался, в прихожей гетьманской диваны турецкие не просиживал.

Зато совесть чиста!

И думал сотник, что это и есть награда. Что там в раю или в пекле, то попам виднее. А здесь, на земле, выше совести чистой награды и нет. С тем и жил. С тем и помереть думал.

И вот теперь…

– То сторожа вернулась, пан сотник! Никого впереди. И проходу нет.

– Вижу, Ондрий, вижу! Ты новых пошли. Пусть смотрят, пусть руками щупают! Должен быть путь, должен!

Сказал – и еле сдержался, чтобы самому вперед не рвануть. Все чудилось, что проглядят хлопцы тропинку нужную, не заметят…

– Чего встали! Вперед! Вперед!

Рысью шли кони, да не бодро, не споро. Видел сотник – притомились, отощали, вон уже ребра видать. Хорошо, хоть вода есть в местах этих клятых!

И коням плохо. И хлопцам. И ему, Логину Загаржецкому, не по себе.

Влево покосился, осторожно, чтобы себя не выдать. Вот он, Юдка-злодей! Ишь, ухмыляется, бороду рыжую гладит! Так бы и выхватил «ордынку», так бы и рубанул поперек поганой рожи!

Эх, нельзя! До вечера обождать надо. Может, одумается лиходей, о жизни своей вспомнит, о душе?

Но уже понимал сотник – не одумается. Тверд Юдка, не уступит. Решил погубить всех, с собой в пекло забрать – и погубит. И заберет.

Аж зубами скрипнул Логин. Его вина! Его! Не раскусил жида клятого! В глаза не взглянул! Так что не Юдка виноват, а он сам. Это он, Логин Загаржецкий, взял в проводники сатану-анчихриста, чаклуна Панька послушавшись. Сам и расхлебывай, сотник валковский!

…Эх, Панько, Панько! Или не спасал его сотник? Не покрывал, не прятал, когда хотели химерника старого в полковую канцелярию за ворожбу отправить – прямиком на дыбу?

И чем отплатил ведьмач?

Не утерпел пан Логин – обернулся. Вот они, хлопцы! Его гордость, сыны его! Позвал в самое пекло – и пошли! И ведь знали, что не за Мацапурой-нелюдем спешит их сотник. Чорт с ним, с Диким Паном (а ведь и вправду – с ним!). Ярина! Ярина Логиновна!