Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало - Олег Айрапетов

При формировании этих сил британское командование повторило почти все ошибки русского в 1904–1905 гг. Интересно, что командовать десантом поручили генералу Яну Гамильтону – столь остроумному когда-то критику А. Н. Куропаткина, находившемуся во время Русско-японской войны при штабе генерала Т. Куроки. Я. Гамильтон считался знатоком Востока. 14 марта 1915 г., находясь в поезде между Парижем и Марселем, он записал в дневнике свой разговор с британским военным министром лордом Г Китченером. Правда, тогда речь шла лишь о 80 тыс. человек, причем только 50 тыс. из них – активных штыков. Незадолго до начала войны он инспектировал австралийцев и нашел, что «лучшего материала не существует»25. Однако этот материал еще должен был получить возможность превратиться в хорошие войска. Для этого силам Я. Гамильтона предполагалось придать 29-ю дивизию численностью в 19 тыс. человек – «extras – division de luxe», как назвал эту часть британский генерал в своем дневнике26.

Но с самого начала Я. Гамильтона предупредили о том, что именно с отправкой этой части военный министр предвидит затруднения. Те, кто выступал против создания кадрового запаса в довоенный период, теперь не хотели делиться ничем. Все, что выделялось для Востока, воспринималось в командовании Британскими экспедиционными силами как некий вид похищения с Запада. С самого начала речь шла только о временной передаче дивизии. И даже это было непросто сделать. Г Китченер вынужден был предупредить Я. Гамильтона: «Вы должны сразу же понять, что Верховное командование во Франции не согласится. Они думают, что для того, чтобы выиграть войну, они должны всего только отбросить немцев на пятьдесят миль ближе к их базе»27.

У англичан не хватало обученных резервов. Их недостача определила потерю Фландрии в 1914 г. «То же самое относится и к Дарданелльской операции, – отмечал Д. Ллойд-Джордж. – Роковая задержка в высадке войск позволила туркам подвести подкрепления; эта задержка объяснялась тем, что мы не могли выделить лишней дивизии для того, чтобы создать экспедиционный корпус, – одной (выделено автором. – А. О.) дивизии – до тех пор, пока не стало слишком поздно и нельзя уже добиться никаких результатов»28. Задерживала союзников и еще одна проблема. Безусловно, с точки зрения дипломатических расчетов они хотели бы войти в Константинополь одни, но военные расчеты делали предпочтительным содействие русского десанта или на худой конец демонстрации на Босфоре.

Однако, как отмечалось выше, уже 24 января 1915 г. Николай Николаевич (младший) известил союзников о невозможности помочь им активными действиями. И он сам, и князь Н. А. Кудашев в разговоре с Дж. Генбери-Вилльямсом заявили о технической невозможности масштабных военно-морских русских действий у Босфора до мая 1915 г., то есть до ожидаемого ввода в строй линкора «Императрица Мария»29. На 1 декабря 1914 г. готовность этого корабля составила уже 75,9 %, а однотипных «Императора Александра III» и «Императрицы Екатерины Великой» соответственно 71,7 % и 66,2 %. Пять строившихся эсминцев имели готовность 82–95 %, две подводные лодки – 88–97 % и еще две подводные лодки – 75–84 %. На корабли, заложенные по программе 1914 г., вообще не приходилось рассчитывать в ближайшее время: готовность по одному линкору составляла 7,7 %, а по двум легким крейсерам, восьми эсминцам и шести субмаринам шла только заготовка материала30. На осуществление судостроительной программы самое серьезное влияние оказывала блокада, поскольку два судостроительных завода треста «Наваль-Руссуд» зависели от зарубежных поставок. За три года (1914–1916) из необходимых 997 вспомогательных механизмов они заказали за границей 738, а изготовили сами только 7131.

В начале войны специалисты по Босфору вице-адмирал В. А. Канин и капитан 1 ранга М. И. Каськов считали прорыв к проливу вполне возможным ввиду незначительной боеспособности «Гебена» и «Бреслау» после долгого плавания в Средиземноморье и низкого уровня готовности турецких укреплений на Босфоре отразить атаку. Даже весьма осторожный командующий Черноморским флотом адмирал А. А. Эбергард испрашивал разрешение на операцию – восстановление полной готовности немецких кораблей к действию ожидалось не ранее сентября 1914 г.32 Однако, по мнению русских моряков, за первые три месяца войны немцы привели укрепления Босфора в порядок и штурм их без поддержки войск был невозможен.

В это время изменилась и позиция русского МИДа: С. Д. Сазонов теперь отстаивал активные действия на Проливах, однако Ставка уже не проявляла колебаний. 15 (28) декабря 1914 г. директор дипломатической канцелярии Ставки Н. А. Базили сообщал министру о результатах разговора с генерал-квартирмейстером штаба главковерха «по возбужденному Вами вопросу».

Мысли Ю. Н. Данилова были просты – высадка вблизи Босфора невозможна. Когда этот вопрос обсуждался до войны, имелось в виду то, что она будет внезапной. Теперь ситуация изменилась, и успех стал маловероятен. В первый и второй эшелоны десанта Ставка не могла выделить более чем по одному корпусу. Разрыв между ними составил бы не менее недели, что дало бы туркам возможность разгромить их по отдельности в случае, если они будут высажены непосредственно у Босфора. Следовательно, высаживаться они могли бы вдалеке от турецкой столицы, в Малой Азии, что делало бы путь к Проливам чрезвычайно сложной задачей. Для занятия зоны Проливов, по мнению Ю. Н. Данилова, требовалось 8-10 корпусов, а такую армию Ставка могла выделить только после победы над Германией. Россия не могла самостоятельно справиться с десантом, ей была необходима поддержка болгар. Экспедиционная армия могла бы собраться в районе Бургаса и Варны и оттуда двинуться на Чаталджинские позиции33. Интересно, что еще 14 декабря 1914 г. состоявший при султане генерал-фельдмаршал К. фон дер Гольц в письме к Э. фон Фалькенгайну указывал, что дальнейшее развитие кризиса зависит «в значительной степени от мелких балканских стран»34.

В первую очередь это было верно в отношении Болгарии. Условие, поставленное Ю. Н. Даниловым относительно высадки экспедиционной армии, было явной отговоркой: уже 30 июля (12 августа) правительство Васила Радославова официально заявило о своем желании придерживаться строго нейтралитета вплоть до конца войны35, а затем – о закрытии Бургасского порта в связи с началом его минирования. 9 (22) августа 1914 г. был заминирован Варненский порт, а 10 (23) августа завершены такие же работы в Бургасе. Поведение Софии с самого начала войны было исключительно двуличным, однако оно имело продуманную правовую базу. Гаагскую конвенцию 1907 г. о правах и обязанностях нейтральных держав в случае морской войны Болгария подписала, но не ратифицировала. Таким образом, выполнение ее для Софии было не обязательным, а минирование портов и тушение маяков не нарушало нейтралитета, хотя и противоречило принятым нормам36. Как показали дальнейшие события, болгарское правительство относилось к ним весьма избирательно.

В частности, оно предпочитало закрывать глаза на проезд через свою территорию немецких военных. На протесты представителей Антанты 19 августа (1 сентября) последовало разъяснение: «В ответ на шаги, предпринятые представителями держав Тройственного согласия в отдельности по поводу проезда через Болгарию в Константинополь 600 германцев, состоящих будто бы офицерами и матросами германской службы, болгарское правительство удостоверило сегодня, что действительно недавно через